RSS
Эссуэйра
Если бы меня попросили нарисовать Эссуэйру, я взяла бы белоснежный лист бумаги побольше и коробку цветных мелков. Лист я развернула бы вертикально и от нижнего края начала бы рисовать море с пронзительно-синими деревянными рыбацкими лодками. Чуть выше, на берегу, я изобразила бы шумный и пестрый рыбный рынок, - там загорелые мужчины в длинных джелябах и женщины в разноцветных платках трговались бы из-за розовых пупырчатых осьминогов, голубовато-перламутровых скатов и длинных серебристых угрей. Над рынком летали бы крикливые чайки – много-много чаек, сколько поместится на листе. Мелком цвета высохшей на солнце красной глины я нарисовала бы высокие городские стены с прямоугольными зубцами, а выше стен оставила бы незакрашенными прилепленные друг к другу ослепительно-белые на солнце домики. На каждом домике нужно было бы вывести квадратные окошки с синими решетчатыми ставнями, - и все окошки, обращенные к морю, обязательно были бы открыты, а над одним висели бы жестяное солнце и серебряный месяц. Если бы я рисовала полдень, то в этом окошке сидел бы Сильвестро и смотрел вдаль, потому что до вечера далеко, и не время открывать пиццерию. А в самом верху, выше солнца и месяца, выше домов, должно было бы быть ярко-синее небо, и неба было бы очень, очень много…
Сильвесто не смог предложить нам разве что граппы – завсегдатаи пиццерии выпили все запасы подчистую, а очередной посылки с родины было еще ждать да ждать… За столом, накрытым клетчатой темно-бордовой скатертью, в комнате со сводчатым потолком на толстых деревянных балках, под традиционным портретом одетого в военную форму короля, мы блаженно доедали воздушный тирамису, с трепетом сопровождая каждый кусочек долгожданного европейского десерта глотком ароматного свежесваренного капуччино...
Нельзя сказать, что мысль поужинать по-европейски пришла нам в тот день ни с того ни с сего. В последнее время при виде меню местных закусочных мы стали ощущать в себе некоторый приглушенный ропот против неизменного марокканского салата, таджина и мандаринов под берберский чай. Путеводитель рассказывал о богатстве и разнообразии марокканской кухни, но никто этого разнообразия рядовому туристу почему-то не предлагал. Наконец, возник открытый протест.
"Еще один марокканский ресторан, и пострадает мирное население," - заявили наши друзья в ответ на вопрос о том, где мы сегодня ужинаем, - "Хватит рассказывать, что мандарины это десерт! Десерт это крем-карамель, ну или хотя бы пирожное!" Решение пришло быстро, – не останавливаясь у вывесок типа "Али-баба" или "Восточный дворец", мы нырнули в лабиринт улочек Эссуэйры в поисках какого-нибудь европейского кафе. Задача не казалась нам сложной – в городе, постоянно наводненном туристами из Европы, уж точно должны были найтись итальянские, испанские или французские заведения, - однако лабиринт становился все запутаннее, голод усиливался, а ассортимент общепита никак не менялся. Нас по-прежнему зазывали в "Лампу Алладина", "Берберский шатер", "Сказки Шехерезады", но ни одной "Венеции", "Монмартра" или "Дона Педро" по дороге не попадалось.
Местный мальчуган, вызвавшийся за бакшиш отвести проголодавшихся иностранцев в настоящий еuropean restaurant, долго кружил с нами по переулкам и наконец остановился перед не оставляющей надежд вывеской "Золотой таджин". Возмущенно послав оболтуса ко всем африканским чертям, мы принялись осматриваться на местности, - улица, куда нас привел юный злодей, круто изгибалась вправо, и на повороте, на уровне второго этажа покачивалась на ветру жестяная вывеска с улыбающимися солнцем и месяцем и выведенной золотином надписью "Пиццерия Сильвестро"!
Вскарабкавшись по крутой лестнице на второй этаж, мы оказались в небольшой комнате, разделенной посередине перегородкой с большим незастекленным окном. По нашу сторону перегородки были расставлены покрытые скатертями столы, все кроме одного свободные - за единственным занятым размещалась колоритная компания европейцев. Бородатый средних лет хиппи с кучерявой бородой и смоляной шевелюрой до плеч угощался спагетти, посыпая их тертым пармезаном из стоящей посреди стола металлической банки. Его спутница в цыганском платке, накрученном поверх собранных в тугой пучок африканских косичек, раскладывала салат на тарелки двум непоседливым пацанятам лет шести с обгоревшими на солнце до красноты носами.
Салат пацанят совершенно не интересовал – их внимание было поглощено тем, как за перегородкой невысокий, худощавый итальянец в фартуке поверх белой футболки сноровисто, как заправский сталевар, орудовал лопатой на длинной металлической ручке в потрескивающей дровяной печи. Движения итальянца были точны и сосредоточенны, а все внимание посвящено кулинарному процессу,– казалось, для него сейчас не существует ни европейцев за столиком, ни нас, ни этой маленькой комнаты, а существует только задача извлечь из выложенного кирпичом зева печи блюдо своей жизни. Наконец это произошло - под восторженный боевой клич пацанят и одобрительные возгласы их родителей на свет появилась румяная ароматная пицца, и итальянец, водрузив ее на подготовленное заранее блюдо, с почестями подал свой шедевр веселой компании.
И тут все заметили нас – появившаяся из кухни девушка-марокканка в платке принялась накрывать для нас стол, итальянец, снимая на ходу длинный, до пола, фартук, принес со стойки меню, хиппи, обернувшись, принялся выяснять, откуда мы и давно ли в Марокко, а пацаны мигом выскользнули из-за стола чтобы поближе разглядеть нашу камеру и треногу. "Капрезе, - мечтательно зачитывали мы друг другу названия перечисленных в меню блюд, - паста сицилиана… Ризотто аль фунги… "Жертвы таджина? - улыбнулась дама с косичками, - Сильвестро, сосредоточься – людей надо спасать!" "Non c'e' problema! - заявил итальянец, - предлагаю начать с proshutto con melone…"
Когда мы снова вышли на улицу, солнце уже почти село – дальний край моря и кромки облаков вдоль горизонта еще подсвечивали розовые лучи, а небо уже потемнело и на нем в просветах между облаками проглядывали первые звезды. В окнах пиццерии горел свет, отбрасывая на противоположную сторону улицы размытые прямоугольные пятна, а солнце и месяц у входа освещал желтый фонарь. Мы обернулись – в окне прямо над вывеской, взобравшись с ногами на подоконник и прислонившись спиной к притолоке, сидел наш Сильвестро, мечтательно глядя на далекое море и облака. Мы помахали ему рукой, и он помахал в ответ.
07/08/2006