RSS
День 6
Перед рассветом завтракаю и сажусь на автобус до Равалпинди. Мы едем по одной из старейших в мире дорог, проложенной много веков назад через весь север Индостана. Англичане называли ее Great Trunk Road. Автострада пересекает невысокий Соляной Хребет с древними соляными шахтами, но заезжать их смотреть некогда, к тому же в Польше все равно, наверное, интереснее.
Равалпинди (обычно называемый просто "пинди") находится всего в нескольких километрах от Исламабада. В городе нет ничего интересного, но это главный транспортный узел. Южная часть - самый большой в Азии кантонмент (так называются окруженные стеной поселки, которые англичане строили для себя рядом с основными местными городами). "Cantts" напоминают подмосковные военные городки, и до сих пор в основном используются пакистанской армией.
Поскольку неизвестно, сколько времени продержится хорошая погода в горах, я решаю доехать как можно быстрее до высшей точки Шоссе - перевала Хунджераб на границе с Китаем - а потом потихоньку спускаться вниз. Сажусь на автобус до Гилгита, самого большого города на Шоссе. Вскоре мы сворачиваем с Great Trunk Road, и из висящего над равниной Пенджаба пыльного марева проступают горы - хребет Хиндурадж.
Вдоль шоссе движутся на юг пастухи-гуджары со своими стадами. Гуджары - самая бедная каста (официально называемая "нацменьшинством"). Они кочуют с овцами и козами вверх-вниз вдоль идущих в горы дорог, а живут в армейских палатках. Детишки у них лохматые, грязные, завшивленные и совершенно очаровательные, но фотографироваться гуджары отказываются наотрез.
Все остальные пакистанцы фотографироваться очень любят. Тут я оценил преимущество цифровой камеры: снятую картинку можно сразу показать собравшимся на маленьком экранчике. Народ, особенно дети, радуется точно так же, как если бы получил фотку на бумаге. При путешествиях в некоторых странах с обычной камерой постоянная проблема в том, что народ не понимает разницы между простым фотоаппаратом и "поляроидом", так что если кого-то фотографируешь, они ожидают фотографию в подарок.
Самая нижняя часть Шоссе проходит по долине Хазара (в этих краях "хазарой" называют народы, в чьих жилах теоретически течет кровь монгольских воинов Бабура, первого из Великих Моголов. Но сейчас в облике и языке хазарейцев нет ничего монгольского).
В поселке Mansehra на скалах высечены знаменитые эдикты императора Ашоки. Ашока провел несколько успешных военных компаний, но был настолько потрясен ужасами войны, что принял буддизм и в 250 г до н.э. издал необыкновенно прогрессивные законы, осуждавшие насилие и устанавливавшие всеобщую справедливость. При жизни он пользовался огромным уважением, но едва Ашока умер, все пошло по-прежнему.
День 7
В Гилгит приезжаю поздно ночью, сплю в автобусе, а утром сажусь в микроавтобус (на урду они называются "сузуки", подобно тому, как у нас их когда-то называли "рафиками") до Соста, последнего пакистанского поселка. Дорога идет по Инду, потом по реке Хунза. Это и вправду самая красивая дорога в мире: вокруг узкой пустынной долины на несколько километров вздымаются скальные стены, над ними сверкают заснеженные пики, а ледники местами сползают прямо к обочине. Лесов возле шоссе не осталось, но в поселках - золотая осень: желтые пирамидальные тополя и оранжевые ореховые деревья в садах.
Эта часть Пакистана официально называется "Северные Территории"; по британскому плану она должна была достаться Индии, но местные мусульмане подняли восстание и добились объединения с Пакистаном. Границы тут остаются спорными по сей день.
Выше Гилгита местные жители - в основном исмаилиты. Это очень умеренная версия ислама: женщины не закрывают лица и спокойно ходят по улицам без сопровождения мужчины, народ не очень серьезно относится к посту и вообще производит впечатление нормальных людей. Здесь тебя никто не спрашивает, мусульманин ты или нет - какая разница? Вместо мечетей у исмаилитов сельские клубы (джамаат-хана).
Последние несколько поселков совсем маленькие, и машин на дороге почти не остается - поневоле начинаешь сомневаться, был ли вообще смысл ее строить. В начале 70-х Пакистан и Китай решили, что вместо споров из-за никому не нужной высокогорной территории им выгоднее дружить против Индии, и в знак вечной солидарности решили построить Шоссе. Стройка заняла 20 лет, обошлась дороже, чем создание атомной бомбы, и стоила жизни в среднем двум рабочим на каждый из 1200 километров трассы. Постоянный ремонт идущей по скалам, осыпям и конечным моренам дороги тоже обходится недешево.
Как бы то ни было, перевал Хунджераб (4730 м) открылся в 1986 году. Он окружен с обеих сторон национальными парками, но китайский существует лишь на бумаге, так что фауна осталась только на пакистанской стороне.
Я взял напрокат машину, заехал на покрытый свежим снегом перевал и пошел гулять. Еще по дороге в приречных ивняках встретилось несколько горных козлов, а у перевала я обнаружил не очень свежий след снежного барса, поднимавшийся к скальным гребням вдали. Естественно, я побежал по следу и часа через три увидел впереди кружащихся грифов - бородачей и кумаев. Это были единственные грифы, виденные мной за три недели в Пакистане, где еще недавно они сотнями парили над каждым городом. "Наверное, барс козла хомячит", подумал я, рысью устремляясь вперед.
Взбежав на скальную гряду, я упал на камни и замер: на склоне впереди паслось огромное стадо горных козлов. Оно тянулось как минимум на километр, скрываясь за холмами. Я попытался сосчитать козерогов на одном участке и экстраполировать на все стадо - получилось где-то 700-900 голов, так что всего их там было, наверное, не меньше тысячи. Прежде я ни разу не сышал о стаде горных козлов больше чем в сотню, да и это редкость.
На дальнем краю стада паслось несколько архаров. Их латинское название Ovis polii, в честь Марко Поло, который оставил довольно подробное описание. Впрочем, его утверждение, что у памирских баранов размах рогов достигает полутора метров, долго считалось наглым враньем. Барс тоже наверняка ошивался где-то поблизости, но уже темнело, а одежда у меня была недостаточно теплая для ночевки на пяти тысячах. К тому же его след был безнадежно затоптан козлами. В ярком свете луны я сбежал к машине, вернулся в Сост, вернул машину, нашел отель, поставил ловушки и напоследок полюбовался яркими звездами над ледяными вершинами.
День 8
В ловушки попалась одна единственная мышка - вроде нашей домовой мыши, только не серая, а коричневая. Я проехал вниз по шоссе до ледника Батура, одного из самых длинных в Каракоруме (36 км; самый же длинный ледник тут больше ста километров). На противоположной стороне долины торчал пик Таподан - не очень высокий (6106 м), но очень красивый, весь в скальных зубьях и башенках. У конечной морены образовалось несколько озер, где в кустах тальника перекликались сиреневые расписные синички.
Поначалу идти по леднику было очень тяжело - верхний слой за лето стаял, так что приходилось ковылять по колено в грязи и гальке. Я вышел на поросшую шиповником и терескеном боковую морену и по ней дошел до свободной от покрова части ледника. Бело-голубая, испещренная озерами, воронками, промоинами и пещерами ледяная река шириной километра в два уходила, разветвляясь, вглубь гор. На склонах долины среди арчовника кое-где виднелись хижины и кошары, но пастухи уже отогнали скот вниз, так что был я там совершенно один. Бродить по ледяным волнам было тоже несколько утомительно, зато все трещины были видны - осень.
Ужасно хотелось пройти как можно дальше в лабиринт притоков и ледопадов, но пора было поворачивать обратно. Вернувшись к шоссе, подобрал припрятанный в кустах рюкзак и зашагал к расположенному в пяти километрах поселочку.
День 9
В ловушках оказалось еще несколько коричневых мышей. В отеле, кроме меня, было еще пятеро иностранцев - единственных, виденных мной за все время путешествия по Шоссе. Летом тут довольно много народу, но сезон только с июня по сентябрь, хотя по-моему самое красивое и интересное время - май и октябрь.
Из-за того, что долины рек здесь такие глубокие, а склоны такие крутые, реки часто запруживает обвалами. В 1841 обвал перегородил Инд близ устья Райкота. Образовалось большое озеро, которое через несколько месяцев прорвалось. Селевой поток убил много тысяч людей на сотни километров вниз по долине. В 1974 году то же самое произошло с рекой Хунза - паводок был меньше и народу утонуло не так много, но у нескольких поселков смыло все пахотные земли вдоль реки, так что теперь они полузаброшены: крыши домов обвалились, улицы заросли колючим кустарником. Говорят здесь в основном на вахи - одном из памирско-таджикских языков. Прямо за поселком есть небольшой, очень красивый ледничок, по которому я и шатаюсь до обеда, залезая в синие пещеры и карабкаясь по стенам трещин под вздохи, треск и звон движущегося льда.
Немного ниже по реке начинается собственно Хунза - группа поселков, на протяжении многих веков бывших независимыми княжествами: Нагир на южной стороне реки и Хунза - на северной. Летом это самая "туристическая" часть Шоссе, так что вдоль почти вертикальных улиц выстроились сувенирные магазинчики, агенства по найму носильщиков и интернет-кафе. Но сейчас тут никого нет, и местные жители рады мне несказанно. Говорят здесь на бурушаски - изолированном языке загадочного происхождения, вероятно, одном из самых древних в Азии.
В долине стоит посмотреть самую впечатляющую в Азии систему арыков и древние замки в Каримабаде. Хорошо сохранился только Балтит, основанный в XIII веке. Он напоминает миниатюрную Пота-Ла, но во дворе стоят пушки. Вид из окон на долину, деревеньки на склонах и горы совершенно замечательный. Особенно красив священный пик Ракапоши (7788 м). Неподалеку виднеется маленький замок Алтит, менее интересный.
Местный мир (князь) до сих пор регулярно избирается главой округа и депутатом, но живет он теперь в покрытом сверху донизу резьбой доме ниже по склону, а замок превращен в музей. Вахтер в музее - старый таджик-шугнанец - долго расспрашивал меня о жизни в Таджикистане (по его словам. я был первым русским, посетившим замок).
Ниже по долине камни вдоль Шоссе разукрашены тысячами петроглифов разных эпох, от неолитических горных козлов до буддистских мандал.
Хунза вскоре сливается с Индом. Это зона контакта Индийской и Азиатской тектоничеких плит, земную кору тут корежит так, что слои горных пород во многих местах оказались вертикальными, а кое-где докембрийские породы лежат выше четвертичных. Когда Индостан столкнулся с Евразией, между ними оказалась зажатой цепочка вулканических островков. Силой сжатия их выдавило вверх - так образовалась западная часть Гималаев, куда я и направляюсь.
Погода между тем начинает портиться: над горами появились первые облака и быстро растут. Доезжаю до крошечной деревушки Талечи - из нее видно одновременно Ракапоши на севере и Нанга Парбат на юге. В деревне есть правительственная гостиница, но ключи от нее потерялись, так что спать приходится на крыльце (ночь совсем теплая, благо высота меньше полутора тысяч). Говорят тут на языке шина, и все уже не исмаилиты, а сунниты.
День 10
На рассвете розовые склоны гор еще видно в просветы облаков, но потом небо затягивает. В ловушках сидят симпатичные длинношерстные крыски. Ловлю попутку до моста Райкот. Отсюда начинается приключенческая часть маршрута.
Одной из задач путешествия было попробовать найти зверя под названием гигантская мохнатая летяга (woolly flying squirrel). Это покрытое густой шерстью существо длиной больше метра до недавнего времени было известно лишь по нескольким шкуркам в музеях, причем шкурки были девятнадцатого века и из разных частей Азии - Нуристана, Сиккима, Юннани и Хунзы. В 90-х годах одна летяга попалась в ловушку на циветту в горах западнее Хунзы. По словам местных жителей, это очень редкий зверь, живущий в пещерах там, где есть густые хвойные леса и высокие скальные стены.
Проблема была в том, что старовозрастных хвойных лесов в Пакистане почти не осталось, а оставшиеся (в Кашмире, Кохистане и Читрале) растут в основном по гребням гор, и скальных стен там нет. Мне удалось найти старые арчовники со скалами выше по Шоссе, но, судя по следам на снегу, летяг там не было. В результате долгого изучения карт и путеводителей я вычислил, что подходящим местом должен быть район базового лагеря Нанга Парбат, на высоте 4000 м.
Идти туда от Шоссе тридцать километров, с набором высоты в три тысячи. Мне удалось оставить часть вещей у сторожа в расположенном у моста через Инд отеле (уже закрытом на зиму), а потом поймать попутный джип на первые девять километров, до села Джель.
Дорога в Джель несколько страшноватая. Она такая узкая, что джип постоянно задевает скалу. Некоторые участки проложены по оврингам - "полкам" из камней, насыпанных на вбитые в трещины скал бревна. Сидя в кузове джипа, можно смотреть вниз, на скачущую по скалам в тысяче метров под колесами реку Райкот. Разъехаться на дороге, естественно, невозможно, так что оба джельских джипа поднимаются вверх утром, а потом едут вниз с грузом - парой-тройкой гигантских бревен. Дерево тут - большая ценность.
По скалам, словно живые цветы, перепархивали яркие птички-стенолазы. На противоположной стороне долины, к моему удивлению, имелся небольшой гейзер, извергавшийся каждые 15-20 минут. В Джеле дорога кончилась, но дальше шла хорошая тропа, окруженная лесом из белоствольной сосны и кипариса. Вдоль тропы росли последние цветы - гигантские одуванчики. В лесу было полно синиц, а они в Гималаях необыкновенно красивые.
Через шесть километров я добрался до узкого плато (точнее, широкой моренной террасы высоко над долиной Райкота) под названием Волшебный Луг (Fairy Meadow, 3300 м). Это место считается самым живописным в Пакистане, и летом там полно туристов. Но сейчас отели-избушки были закрыты, в долине не было ни души, к тому же пошел снег. Лес тут был очень хороший, из голубой сосны и ели, с буреломом и небольшими заболоченными полянками. Чуть дальше, в последнем отеле, нашлась избушка с незапертым окном, где я и решил переночевать. Спальник у меня был "тропический", так что залезать выше в снегопад было как-то стремно. Поставив ловушки и закинув в избушку рюкзак, я пошел гулять по лесу. Снег уже перестал таять, падая на землю, но его было еще совсем мало.
Все, произошедшее дальше, было настолько невероятно, что даже рассказывать неудобно. Тропа вывела меня к краю плато. Вниз уходил пятисотметровый обрыв, под которым погромыхивал ледник Райкот. Где-то впереди, невидимая в облаках, была гора Нанга Парбат - до меня то и дело доносился тихий гул лавин. Снег валил все сильнее. Я прошел с километр вдоль края обрыва, но из долины поднялся туман, стало быстро темнеть, и пришлось повернуть обратно.
Вдруг из-под обрыва донесся довольно-таки жуткий каркающий вопль. Я попытался посмотреть вниз, но увидел только волны тумана. Список местной фауны я хорошо помнил. Единственным подходящим кандидатом был "снежный человек": описаниям его голоса звук соответствовал совершенно точно. Минуты через три вопль повторился, на этот раз с дерева, росшего на кромке обрыва. Я рванул туда, но тут с дерева послышались новые звуки: шуршание, царапание, а потом быстрое цоканье, явно беличье. Я включил фонарик. Прямо надо мной сидела на ветке гигантская мохнатая летяга, ее светящиеся желтым глаза настороженно глядели на меня.
Следующие два часа я провел, бегая от дерева к дереву в отчаянных попытках сфотографировать или снять на видео летяг (их оказалось две). Воплей они больше не издавали, но шуршали и цокали довольно громко каждые 3-5 минут, так что следовать за ними по лесу было несложно - тем более, что двигались они в пределах небольшого участка, к тому же подолгу сидели на одном дереве, лишь изредка перелетая на соседнее. Батарейки в камерах и фонарике работали отвратительно из-за мороза, метель тоже не способствовала, а летяги боялись света. Мне буквально чудом удалось снять несколько секунд черно-белого видео, потом я плюнул и затаился под елкой, чтобы понаблюдать за зверями, не беспокоя их.
Вскоре одна из них оказалась на том же дереве, где я увидел ее в первый раз. Оттуда она вдруг полетела в клубящийся над долиной туман, спланировала метров на тридцать от обрыва, развернулась в воздухе и исчезла под скалами внизу, направляясь, видимо, к своему гнезду в пещере или нише. Вторая летяга тоже исчезла. Я вернулся к избушке и попытался уснуть.
День 11
В полночь выглянул наружу и увидел, что туман расходится. За минуту, понадобившуюся мне, чтобы одеть кроссовки, небо полностью очистилось. Полная луна светила так ярко, что можно было сосчитать пальцы у мышиных следов на снегу. По следам было видно, что жили они в кустиках стелющегося можжевельника. Я передвинул ловушки соответственно.
Было абсолютно тихо, лишь шуршал ручеек, да иногда слышен был треск ледника и вздохи лавин. За полянкой, над заснеженным лесом, сверкала невозможно огромная глыба синего льда - Нанга Парбат (местное название Диамир, "князь опасности"), 8125 м. Летяги так и не вернулись из-под обрыва - только два вечерних следа вели от края скалы к ближайшим деревьям.
Я пошел вверх по плато, то и дело теряя тропу в снегу, перепрыгивая замерзающие на глазах ручейки, и через пару часов добрался до места под названием View Point у края леса. Оттуда открывался вид на весь массив Нанга Парбат с ледопадами, пиками, то и дело сходившими лавинами и белыми реками ледников. Вокруг росло несколько огромных гималайских берез в лохмотьях бересты, так что с растопкой проблем не было. Найдя пару арчовых бревен, я сложил нодью, кинул на снег немного лапника и проспал до рассвета, то и дело просыпаясь, чтобы полюбоваться на окрестности.
К рассвету поднялся легкий ветерок, и над вершинами повисли "флаги" сдуваемого снега, ярко-розовые в лучах восходящего солнца. Прошел оставшиеся несколько километров до базового лагеря - там уже не было ничего, кроме снега - и вернулся к избушке, по дороге читая следы на снегу. В лесу водились лисы и куница-харза, а выше - пищухи и улары. В кронах перекликались сотенные стаи кедровок. К моему удивлению, следов гигантских летяг я больше не нашел, только маленьких стрелохвостых летяжек.
В ловушки попались рыжие лесные мышки и пушистая серебристая полевка. Серебристых полевок очень много в высокогорьях Центральной Азии (их помет используется в медицине под названием "мумие"), но в Пакистане есть два лесных вида, очень древних и совершенно неизученных.
Остаток дня я любовался пейзажами (в противоположную от Диамира сторону вид был тоже замечательный - глубокий каньон, уходящий вниз к долине Инда, а вдали торчащий над облаками Ракапоши), рисовал карту местности, собирал обгрызенные летягами шишки и радовался жизни.
Вечером летяги появились несколько позже, вели себя тише и так близко, как в первую ночь, меня не подпускали - видимо, нервничали из-за яркого лунного света. Наблюдать за покрытыми снежной пылью серебристо-серыми белками, бесшумно скользившими с дерева на дерево на фоне гор, было самым большим удовольствием за все путешествие. Похрустев шишками часа три, они улетели под обрыв. Мне очень хотелось найти гнездо, но обрыв был скользким из-за снега и льда, а веревки у меня не было.
День 12
Понаблюдав еще часок за шустрыми, пугливыми стрелохвостыми летяжками, я снял ловушки, взял рюкзак и пошел вниз, сначала по заснеженному лесу, потом мимо спящих деревень со стогами сена на крышах, потом по оврингам в черном скалистом каньоне. Спустившись к Инду, поймал попутку до Паттана, куда и доехал к обеду.
Обеда, конечно, не предвиделось - теперь я был в Кохистане, самой религиозно озабоченной части страны. Женжины тут если и показываются на улице, то непременно в нескольких шагах позади мужа, а в автобусе мужчинам и женщинам нельзя сидеть в одном ряду. Если встречаешь женщин на горной дороге, они отходят на обочину, поворачиваются спиной и ждут, пока ты не пройдешь мимо. К иностранцам отношение особенно строгое, поскольку все они развратники. Путеводители и многие местные жители вообще рекомендуют проезжать Кохистан без остановки.
Из Паттана я сделал вылазку в долину Палас, где водятся всякие редкости, но там лес сохранился только на гребнях хребтов, подниматься к которым было лень и некогда. Я решил, что позже загляну в восточную, кашмирскую часть этого района, и сел на автобус, шедший из каньона Инда в долину соседней реки Сват. Поздно вечером добрался до поселка Калам в верховьях - последнего места в Пакистане, где остался хороший кедровый лес. К сожалению, туристическо-отельный бум в Каламе привел к тому, что лес сохранился только на нескольких склонах.
Дальше уже привычная рутина: перекусить - найти человека в очках (они обычно говорят по-английски) - спросить, какой отель не закрыт на зиму - вписаться - выйти из поселка - поставить ловушки - побродить по залитому лунным светом лесу - вернутьтся - умыться (горячая вода в горных отелях бывает только в сезон, а в равнинных - обычно только по утрам) - лечь спать - встать до рассвета, чтобы проверить ловушки и посмотреть утренних птичек до появления местных жителей.
20/02/2006