|
Холм любви
Разрумянившаяся от вина Чельсина посадила меня на почти игрушечный фуникулер, циркулирующий от подошвы холма к самой его вершине. И еще раз смущенно извинилась за то, что никак не может со мной подняться. Что у нее жених в Торре Аннунциате (это где-то прямо на склоне Везувия). И он не поймет. Я чисто национальным жестом запустил пятерню в затылок и вежливо-обреченно пригласил прекрасного кока в Москву хотя бы на медовый месяц…
И вот я оказался на безмятежной вершине холма. Совершенно один. Вокруг змеились узкие, малолюдные улочки. Туристы, яхты и такси остались далеко-далеко у моря. И с ними внизу осталась девушка-кок. А я брел себе и брел, поминутно ловя любопытные взгляды местных жителей. И исподволь размышлял над сложным силлогизмом Чельсины, что любовь по-итальянски – это словно густо увитый дикой виноградной лозой остров секса в океане романтики. Думал, до тех пор, пока не увидел это воочию.
Развернутое представление на темы неаполитанской страсти обрушилось на меня стремительнее летнего ливня. При входе в парк Rimembranca, прямо у обочины, было припарковано видавшее виды легковое авто. В нем сидели двое – он и она - и вдохновенно целовались. Я бы и внимания не обратил на вполне уместное (особенно в столь удаленном месте) проявление чувств, если бы через 50 метров, на площадке с гиперромантическим видом на море, не обнаружилась еще одна такая машина. На сей раз парочка покинула салон и тихо ворковала, притулившись к обрывающемуся куда-то в бездну парапету. Еще метров через 30 стоял целый грузовичок. За ним кто-то еще…
Теперь-то я прекрасно понимал румянец Чельсины, но деваться было уже некуда. Холм любви нужно было пройти до конца. Пусть даже пешеход с фотоаппаратом был здесь столь же неуместен, как цирковой слон на московских улицах.
Прекрасный, великолепный, лучший вид на Неаполитнский залив безраздельно принадлежал влюбленным. Я же шел, любуясь синевой неба, синевой моря и кирпично-красными на зеленом черепичными крышами. А среди всего этого великолепия, застывшим гимном любви стояли, сидели и полулежали пьяные от романтики и счастливой страсти итальянцы.
Они были очень разными: едва оперившаяся молодежь и люди среднего поколения. Они не обращали на меня никакого внимания или, наоброт, пытались спрятать лицо при виде фотокамеры. И, наконец, мне попалась почти новая машина, выглядевшая очень и очень странно. Ее окна были плотно зашторены и тщательно заложены итальянскими газетами. Рядом с автомобилем не было ни души, и он как-то странно покачивался. Но явно не от ветра... И я понял, что это и есть тот самый островок в океане романтики, о котором мне пыталась рассказать прекрасно-стеснительный кок Чельсина. И чем больше звезд высыпает на бархатном неаполитанском небе, тем больше в можно найти подобных островов. Может быть все мы так и блуждаем по жизни в поисках увитого виноградной лозой пристанища, своего, единственного острова. И, дай Бог, чтобы наш поиск пришелся на акваторию океана романтики, а не на море житейских и прочих насмерть убивающих любовь проблем.
Когда на Неаполь обрушились сумерки, такси уже мчало меня по прямому, словно копье, проспекту Corso Umbrto. Вспыхивали и гасли рекламные табло. В их неверном свете деловито постукивали копытцами каблучков коротконогие, задастые жрицы продажной любви. После возвышенно страстных женщин с аллей Parco Della Rimembranca они смотрелись не просто уродливо, но даже как-то нелепо. И лишь живительный вечерний бриз доносил до привокзальных улиц запах моря, насыщенный подлинным ароматом неаполитанской романтики.
Леонид Белага
09/01/2003
Страницы:
1 2 3
|
