Красотой поздней осени встретила меня подмосковная усадьба Мураново, куда я отправился в предпоследние выходные октября по стопам великого русского художника Михаила Васильевича Нестерова (1862-1942). Поездка стала продолжением странствий по нестеровским местам Подмосковья. Предлагаю вместе со мной заглянуть в старинную усадьбу, где когда-то жил поэт Баратынский, гостили Гоголь и Аксаков, где часть осени своей долгой жизни провел художник Михаил Васильевич Нестеров.
Осень... Тихая гладь запруженной речки, где отражаются высокая пелена грязно-белых облаков, прибрежные засохшие травы, темная от старости дерева прачечная... Воздух свеж и морозен. Вдруг поднимется ветерок, раздвинет ненадолго пелену облаков, и все вокруг озарят слепящие лучи яркого солнца, весело играющего серебром на водной ряби. А за прудом на пригорках деревья расписаны мягкой палитрой ласкающих взор красок - там густые ели растворены белоствольной желтизной стройных берез и березок. Всюду гармония. Осветят мраморные лучи золотую окаемку леса, и на растущую подле сочно-зеленую озимую траву лягут жирные тени. Хорошо, просторно на душе, и в то же время отчего-то грустно.
Мурановский пейзаж словно сошел с картин Нестерова, ведь осень - время года, которое художник любил отражать в своих произведениях. Осень - время "последнего слова" природы перед зимним сном, время, когда она золотой сединой являет нам красоту заката подлинной, насыщенной мудростью жизни. На закат жизни художника и приходятся годы, когда он подолгу гостил в усадьбе у внуков поэта Федора Ивановича Тютчева (1803-1873), хранителей мурановского музея.
"В Муранове я не в первый раз. Оно поражает меня тем, что в нем все живет, все дышит подлинной жизнью. Люди, творившие здесь большое культурное дело - поэты, писатели, публицисты - Тютчевы, Баратынский, Аксаковы, все они, так любившие свою Родину, еще здесь, еще с нами. Как это хорошо, как волнительно! Будем же признательны всем тем, кто так заботливо, умело охраняет былое Муранова!" (Запись М.В.Нестерова в "Книге отзывов" Мурановского музея от 28 мая 1927 г.)
Час езды на электричке, потом 10 минут на автобусе отделяют Мураново от городской жизни столицы. Дивные виды открываются еще из окна автобуса, и ни секунды не сомневаешься, почему это место было так любо русским писателям и художникам. Во времена, когда в усадьбе гостил Нестеров, она уже считалась музеем, хранителями которого состояли Николай Иванович и Софья Ивановна Тютчевы, внуки великого русского поэта и дети Ивана Федоровича Тютчева (1846-1909), одного из последних владельцев усадьбы до ее передачи государству. За высокой кованой оградой расположен главный усадебный дом из кирпича кораллового цвета с примыкающей к нему деревянной пристройкой и башенками со шпилями.
Фасад главного усадебного дома
Невдалеке ютится небольшая церковь Спаса Нерукотворного под цвет главного дома, построенная Иваном Федоровичем Тютчевым на основе амбара XVIII века.
Церковь во имя Спаса Нерукотворного, 1878 г.
В ограде у построенной им церкви и обрел свое последнее пристанище Иван Федорович Тютчев, как и его сын, Николай Иванович Тютчев (1876-1949), первый хранитель и директор музея, и Кирилл Васильевич Пигарев, следующий директор и племянник Н.И.Тютчева.
В музее, расположенном в обширном усадебном доме, бережно хранится память о его строителе, поэте, современнике А.С.Пушкина Евгении Баратынском (1800-1844), о поэте Федоре Ивановиче Тютчеве, и о многих других замечательных людях, связанных с имением. Немало интересного можно рассказать о музее, но не хочется повторяться с тем, что прекрасно описали до меня другие, поэтому поднимемся сразу на второй этаж и пройдем в светлую, с тремя выходящими на пруд окнами нестеровскую комнату с эркером, где во время своих приездов останавливался художник.
Комната художника М.В.Нестерова в главном усадебном доме
Против входа в комнату нас с вами встречает копия с большого нестеровского портрета Софьи Ивановны Тютчевой, оригинал которого хранится в Нижегородском художественном музее.
М.В.Нестеров. Портрет С.И.Тютчевой. 1927-1928 гг.
Глубина личности отдельного человека всегда занимала Нестерова и находила особое отражение в его творчестве. В зрелые же годы в нем раскрылся замечательный художник-портретист. Не считая себя таковым, М.В.Нестеров тем не менее увлеченно работал над портретами - заканчивая один портрет, он не медля начинал подыскивать себе кандидатуру для нового портрета. После получившего высокую оценку в среде художников портрета В.М.Васнецова, "каждый новый портрет Нестерова - крупное событие в художественной жизни Москвы. Его ждут с нетерпением, передавая из уст в уста слухи о том, кого пишет в данное время художник", - вспоминает И.Э.Грабарь. Нестеров не писал портреты по заказу, исполняя их только по велению сердца и расположению к тому человеку, чей портрет он собирался писать.
Вспоминает друг Нестерова, педагог и литературовед Сергей Николаевич Дурылин: "В конце 1926 года жажда вновь приняться за портрет так была велика у Нестерова, что он как-то сказал мне на ухо: "Посватайте мне кого-нибудь". Круг "сватанья" был тесен: ограничен теми, кого Михаил Васильевич знал и к кому относился он с уважением и признанием. После некоторого размышления я назвал ему Николая Ивановича и Софью Ивановну Тютчевых, родных внучат великого поэта, столь любимого Нестеровым. Они жили в Муранове, в бывшей подмосковной поэта Е.А. Баратынского, в усадьбе, которую посетил однажды Пушкин, в которой гащивали Н.В. Гоголь и С.Т. Аксаков. В более поздние годы усадьба перешла к И.Ф. Тютчеву, сыну поэта, родственно связанному с Баратынскими и Аксаковыми. В этой литературной усадьбе все сохранилось, как было при Баратынском и Тютчеве. В первые же годы революции Мураново превращено было в Музей-усадьбу Ф.И. Тютчева, пожизненным директором которой был назначен его внук, Н.И. Тютчев, человек тонкой художественной культуры, знаток живописи и быта первой половины XIX века".
Такое "сватовство" нашло живой отклик у художника, и постепенно он начал присматриваться к Тютчевым, а весной 1927 года сообщил о намерении писать их двойной портрет. К концу лета портрет был закончен, Нестеров уехал в Москву, а когда вернулся, то пришел в ужас от фигуры Николая Ивановича на портрете и соскоблил ее без остатка. К концу года художник заново написал Николая Ивановича, но на этот раз увез двойной портрет с собой в Москву, откуда 25 декабря писал С.Н.Дурылину: "Моими летними работами я недоволен. План был неверен. Следует единое разделить на два отдельные задания. И если я доживу до весны, то и постараюсь осуществить это". Дело в том, что, со слов Н.И.Тютчева, они с сестрой мало имеют общего "и в характере, и во вкусах, и в интересах, и во взглядах на многое" - видимо, поэтому и не удалось художнику установить их внутреннюю связь на двойном портрете. В своем ответе художнику Дурылин делает приписку: "Еще просьба. Пока на портрете сидят и внук и внучка, - сделайте с него фотографический снимок. Коли я сват, то у свата есть права свои. Если было не совсем удачно сватовство и предстоит полуразвод, то пока еще он не совершен и есть пара неразведенная, свату хочется на нее посмотреть. Пусть хоть "любители" снимут. Ведь есть же они". "Любители" нашлись еще в августе, и теперь слева от дивана на небольшом столике комнаты художника в Мураново стоит снимок первого варианта несостоявшегося двойного портрета.
М.В.Нестеров. Двойной портрет Тютчевых. Фотография с несохранившейся работы. 1927 г.
В начале зимы фигура Николая Ивановича с портрета была вновь соскоблена, и в феврале М.В.Нестеров пишет о себе Дурылину в третьем лице: "Что сказать вам о Нестерове? Он хандрит... Придется довольствоваться Нестерову написанием портрета (отдельного) с внука другого поэта, который в свои семьдесят лет, как соловей, пел свои зоревые песни. Затем придется убрать одну фигуру с прошлогоднего, оставив лишь женскую. Словом, "починки" и ничего нового или почти ничего".
Вот что говорит о творческом процессе "починок" Н.И.Тютчев: "Летом 1928 года М.В. приехал в Мураново и закончил портрет моей сестры, который с моей дилетантской точки зрения одна из лучших вещей Нестерова. Он удлинил портрет с правой стороны, пришив новый холст, и заменил пейзаж - вид с балкона - другим, также мурановским пейзажем, этюд с которого подарил мне. Во второй половине августа 1928 г. Нестеров приступил к работе над моим портретом". Портрет писался в библиотечной комнате музея; "все шло гладко, но с моей головой и лицом он долго возился, и очень нервничал и волновался, и все говорил, что не может уловить то мое выражение, которое ему бы хотелось изобразить. <...> Нестеров говорил моей младшей сестре, что "легко было бы передать его прелестную улыбку, но время не то"".
Как понять последнюю фразу художника? По-видимому, в этой фразе - намек на непростой период в жизни усадьбы и ее хранителей: закрытие и разорение приусадебной церкви Нерукотворного Спаса, нависшая угроза увольнения, а то и закрытия музея. К тому времени в 1926 году в находящейся за 8 км усадьбе Абрамцево уже была отстранена от должности заведующей музеем Александра Саввишна Мамонтова. Как и Тютчевы, она была дворянских кровей и принадлежала к роду владельцев усадьбы-музея, где властью была назначена хранительницей. 22 мая 1928 года Александра Мамонтова была арестована и отправлена в Бутырскую тюрьму. В июне 1928 года к председателю ВЦИКа М.И.Калинину обратились с просьбой об ее освобождении заслуженные художники, артисты и деятели культуры. "Она является почти единственной виновницей того, что художественное наследие Абрамцева не распылилось", - было написано в обращении, где среди прочих стояла фамилия академика живописи М. Нестерова. Мамонтова была освобождена, но дорога в Абрамцево для нее оказалась закрытой навсегда. Разумеется, сгустившиеся над русскими усадьбами тучи не давали покойной жизни ни Тютчевым, хранителям Мурановских культурных сокровищ, ни художнику М. Нестерову, для которого эти усадьбы были родными, являясь символами ушедшей эпохи.
Готовые портреты Нестеров увез в Москву. Портретом Николая Ивановича он так и остался недоволен - художнику казалось, что образ Н.И.Тютчева раскрыт в нем не до конца.
Н.И. Тютчев в своем кабинете в музее на фоне портрета, написанного М.В. Нестеровым. Фото В. Молчанова
О строгой критичности М.В.Нестерова к себе и постоянном стремлении к совершенству свидетельствует стоящая в углу комнаты изящная плетеная урна - в нее художник выбрасывал свои не прошедшие самоцензуру работы, которые, по рассказам экскурсовода, затем в тайне от художника благополучно доставались из урны по негласному распоряжению смотрителей музея.
Урна, в которую М.В.Нестеров выбрасывал свои неудачные работы
Портретом Софьи Ивановны художник был удовлетворен, и показал его в 1935 году на своей выставке в Государственном музее изобразительных искусств. "Софья Ивановна - теперь в одиночестве на фоне мурановской деревни. Осень на душе старой дамы. Осень и в природе - осенний букет (астры, рябина) на столе... Вышло столько же портрет, сколько и картина, - появился смысл", - пишет М.В.Нестеров в письме Дурылину о портрете. Знаменитый нестеровский пейзаж здесь сливается, находится в гармонии с изображенной на его фоне "старой дамой", которая задумалась о чем-то своем, былом, сокровенном. Как здесь не вспомнить знаменитые строки Федора Ивановича Тютчева:
[Читать стих...] Есть в осени первоначальнойКороткая, но дивная пора -Прозрачный воздух, день хрустальный,И лучезарны вечера...Где бодрый серп гулял и падал колос,Теперь уж пусто все - простор везде, -Лишь паутины тонкий волосБлестит на праздной борозде...Пустеет воздух, птиц не слышно боле,Но далеко еще до первых зимних бурь -И льется чистая и теплая лазурьНа отдыхающее поле...
Среди карандашных рисунков, находящихся в комнате Нестерова в Муранове, следует особо отметить портрет монахини с кротким, милосердным взглядом. В ее лице однозначно угадывается великая княгиня Елизавета Федоровна, "Великая Матушка" Марфо-Мариинской обители милосердия, которую М.В.Нестеров хорошо знал лично и в начале века расписал Покровский храм ее обители.
М.В.Нестеров. Великая княгиня Елизавета Федоровна. 1926. Бумага, цветные карандаши
Елизавета Федоровна бывала в Муранове, когда приезжала на могилу Ивана Федоровича Тютчева, председателя совета учрежденного ею в 1892 г. Елизаветинского благотворительного общества. На рисунке стоит подпись: "Коле Пигареву. 19 августа 1926 г. Мураново". Вокруг головы великой княгини светлеет солнечный полукруг нимба, который дает радостное, наполненное летом и жизнью настроение выдержанному в зеленых тонах рисунку. Елизавета Федоровна была написана художником по памяти через 8 лет после ее трагической гибели, когда она была сброшена большевиками в Алапаевскую шахту. Коля Пигарев, которому подписан рисунок - племянник Николая Ивановича Тютчева и брат будущего директора музея Кирилла Васильевича Пигарева, крестник Елизаветы Федоровны, на крестины которого великая княгиня вновь приезжала в Мураново. В одном из интервью Николай Васильевич Пигарев вспоминает: "Мне исполнялось 10 лет. В усадьбу Мураново приехал художник Нестеров. Мама отозвала меня и предупредила, что Михаил Васильевич собирается подарить мне рисунок... Чтобы я не вздумал сделать недовольного лица. Я послушался. Так у меня появился портрет моей крестной - великой княгини Елизаветы Федоровны. Хотя на нем и нет надписи, сходство удивительное... Нестеров изобразил ее с нимбом за 60 лет до официальной канонизации".
Карандашные рисунки М. В. Нестерова
М.В.Нестеров. Скит с двумя монахами (из Мурановского альбома). Бумага, графитный и цветные карандаши. 1926 г.
М.В.Нестеров. Усадебный дом со стороны пруда. Этюд. 1929 г.
Печальна судьба этюда М.В.Нестерова "Все, что осталось от рощи Баратынского" (1935 г.), утраченного во время пожара в музее летом 2006 года. Со слов директора музея В. Пацюкова, на следующий день после пожара была обнаружена рама "практически в нормальном состоянии с разбитым стеклом, задником, но без картины Нестерова "Роща Баратынского"".
Табурет-трость Михаила Васильевича Нестерова
Чашка, из которой по преданию пил М. В. Нестеров
Вход в главный усадебный дом в Муранове разрешен только с экскурсией. После ее окончания я под строгим присмотром работника музея вернулся в комнату Нестерова, чтобы сделать фотографии, а когда спустился на первый этаж, остальные участники экскурсии уже разошлись. Только пожилая женщина-экскурсовод задумчиво застегивала куртку. Вдруг лицо ее просияло и, улыбнувшись, она загадочно сказала мне: "Я вспомнила... вспомнила то стихотворение Баратынского, которое хотела рассказать на экскурсии. Слушайте:
И вот сентябрь! замедля свой восход,
Сияньем хладным солнце блещет,
И луч его в зерцале зыбком вод,
Неверным золотом трепещет.
Седая мгла виется вкруг холмов;
Росой затоплены равнины;
Желтеет сень кудрявая дубов
И красен круглый лист осины;
Умолкли птиц живые голоса,
Безмолвен лес, беззвучны небеса!
Ну не гениально ли, а?!. Мне кажется, гениально. Ну, всего доброго". И отворив дверь, она нырнула в осеннюю мурановскую сказку.
Красоты Муранова
А я, еще погуляв по живописным окрестностям усадьбы, направился к автобусной остановке, откуда на попутке, а потом на электричке отправился обратно в Москву. Только уже иным, преображенным осенней благодатью, человеком.
P.S. Ознакомиться с оригиналом поста можно по этой ссылке.
22/11/2016 12:00
Материалы по теме
- Страны: Россия
- Регионы: Московская область
- Отзыв о поездке: Озеры, осень 2016
- Отзыв о поездке: Рошаль - на задворках Подмосковья, осень 2016
- Фоторепортаж: Церкви и монастыри города Серпухова, 20.10.2016
- Фоторепортаж: Усадьба Архангельское, 14.10.2016
Отзывы туристов, опубликованные на Travel.ru, могут быть полностью или частично использованы в других изданиях, но с обязательным указанием имени и контактов автора.