RSS
Ненадолго заскочил в Брестскую крепость. Буквально на час, поклониться павшим, которые первыми приняли на себя удар мощнейшей армии фашистов. Накануне войны здесь было около 7-8 тысяч человек, включая около 300 семей офицерского состава. Часть гарнизона была на учениях в летних лагерях. Потери первых часов войны были ужасающими, и можно предположить, что почти сразу погибла половина гарнизона и крепость обороняло около 3-4 тысяч человек. Солдаты в одиночку сопротивлялись ещё даже в августе 1941 года.
А вот что рассказал в 1956 году командир взвода боепитания старшина А.И. Дурасов писателю С.Смирнову. Дурасов попал в плен и его выводили на работу в Брест. Он пилил дрова со скрипачом из ресторана "Брест" и "...Однажды, это было уже в апреле 1942 г., когда сошёл снег, скрипач пришёл на работу позднее обычного... Он рассказал, что его привезли на машине в крепость, и немецкий офицер сказал ему, что в полуразрушенном помещении, в подвале находится русский и не сдаётся. Фашисты решили взять его живым, и скрипач должен был спуститься в подвал и убедить солдата сдаться.
Когда они вышли наверх, то неизвестный сразу сел, видимо свежий воздух опьянил его, но затем вскочил и встал сложив на груди руки. Перед ним стояли полукольцом немецкие солдаты и офицер. Перед нами стоял заросший щетиной человек в обтрёпанном обмундировании, в телогрейке без фуражки, очень худой, выше среднего роста, волосы русые, развевавшиеся на ветру; возраст его трудно было определить. На вопрос немецкого офицера, есть ли там ещё русские, ответил: "Я один. И вышел, чтобы увидеть то, во что я крепко верил и верю сейчас - в ваше бессилие". Имя героя неизвестно
Тереспольские ворота. Штурмовая группа немцев под прикрытием артиллерии смогла прорваться через Тереспольские ворота в Цитадель. Большая часть пограничников вступила в бой прямо около казарм. В первый день войны пограничники смогли на Западном острове окружить и разгромить немецкие штабы 3-го батальона 135-го пехотного полка и 1-го дивизиона 99-го артиллерийского полка. Но боеприпасов было мало. После 24 июня организованное сопротивление продолжала оказывать группа лейтенанта Жданова. Курсант курсов шофёров Белорусского погранокруга М.И.Мясников вспоминал: "...Утром 25 июня немцы начали вести сильный прицельный огонь по острову. Они подожгли гараж, склады и столовую. 27 июня снова началась сильная бомбёжка острова и Цитадели. Горело всё, что не успело сгореть раньше. В этот день мы потеряли более половины своих бойцов. В ночь на 30 июня лейтенант приказал, используя предрассветную темноту, оставить обороняемый участок и плыть к Цитадели.
Группа тронулась в путь. Гитлеровцы снова заметили наше продвижение и открыли огонь. Только 18 бойцов из 45 достигли противоположного берега, причём трое получили тяжёлые ранения. К 3 июля нас осталось 8 человек".
Это место просто пропитано войной. Глядишь на развалины крепости и тяжело даже представить, какой здесь был ад в первые часы войны.
Из воспоминаний пастора 45-й пехотной дивизии Р.Гшёпфа: "Ровно в 3.15 начался ураган и пронесся над нашими головами с такой силой, какую мы ни разу не испытывали ни до этого, ни во всем последующем ходе войны. Этот гигантский концентрированный огневой вал буквально привел в содрогание землю. Над Цитаделью, как грибы, вырастали густые черные фонтаны земли и дыма. Так как в этот момент нельзя было заметить ответного огня противника, мы считали, что в Цитадели всё превращено в груду развалин. Сразу же за последним артиллерийским залпом пехота начала переправляться через р. Буг и, используя эффект внезапности, попыталась быстрым и энергичным броском захватить крепость сходу. Тут-то сразу и обнаружилось горькое разочарование... Русские были подняты нашим огнём прямо с постели: это было видно по тому, что первые пленные были в нижнем белье. Однако они удивительно быстро оправились, сформировались в боевые группы позади наших прорвавшихся рот и начали организовывать отчаянную и упорную оборону".
Старший сержант С.М. Кувалин, попавший в плен 1 июля 1941 года вспоминал: "Числа 14-15 июля мимо нас прошёл отряд немецких солдат, человек 50. Когда они поравнялись с воротами (Тереспольскими), в середине их строя неожиданно раздался взрыв, и всё заволокло дымом. Оказывается, это один наш боец ещё сидел в разрушенной башне над воротами. Он сбросил связку гранат на немцев, убив человек 10 и многих тяжело ранив, а затем прыгнул с башни вниз и разбился насмерть. Кто он этот безвестный герой, мы не узнали, хоронить его нам не дали".
Письмо бывшего командира 8/I.R.135 лейтенанта Пауля Орбаха родителям погибшего при штурме Брестской крепости Хайнца Хальбгевахса. "Лейтенант Пауль Орбах Рид 23.2.1942 пехотный запасной батальон 1/135
Рид/Иннкрайс
Глубокоуважаемая семья Хальбгевахс!
После того, как я несколько месяцев об этом пытался найти Ваш адрес, сегодня я получил его от моего бывшего хауптфельфебеля Крэмера, находящегося еще в России. Так как я предполагаю, что Вы не знаете подробностей о геройской смерти Вашего сына Хайнца, и думаю, Вы бы хотели узнать об этом, я хочу Вам коротко рассказать, как произошла эта трагедия. Утром 22 июня (3.15 ч.) наш полк начал наступление на крепость Брест-Литовск.
Сначала наш батальон находился в резерве дивизии, примерно в 5 км за передовой линией, однако уже примерно около 6.30 ч. из-за крайне упорного русского сопротивления был подведен вперед, вплоть до Северного острова (непосредственно перед крепостью Брест-Литовска), где и размещен. Сначала взвода еще оставались лежать в укрытии на удалении примерно 200-300 м от цитадели. Мой командир с группой управления роты пошел вперед, на командный пункт батальона, чтобы получить подробные указания о нашем использовании. Спустя некоторое время связной передал мне команду батальона о том, что я должен отправлять заранее отделение моего взвода на батальонный КП.
Между тем русские стреляли то отсюда, то оттуда, и никто не имел представления, что же, собственно, происходит. Подняв свое отделение, я повел его то ползком, то пригибаясь ближе к цитадели, и выбрал себе благоприятное поле обстрела. Непосредственно на самом благоприятном для себя месте уже лежала группа управления роты, среди них и Ваш сын Хайнц. Русские преотлично стреляли, и как только кое-кто высовывал голову, чтобы понять, где они, собственно, сидят, пули уже свистели точь-в-точь у головы. Командир группы управления роты лежал уже мертвым рядом со мной. Ранение в голову! Тогда я велел своим пулеметам сделать 2000-3000 выстрелов по уже узнанным целям, поддержанных противотанковым и зенитным орудием. Пока мы стреляли, русские не отвечали ни на один выстрел, но как только мы делали лишь небольшой перерыв при стрельбе, вражеский град пуль принуждал нас залечь в укрытия. Скоро для нас стало ясным, что при этих условиях нам никак не войти в крепость.
Тем временем рядом со мной уже лежали несколько раненых. Внезапно подъехало наше штурмовое орудие, которое при нашем положении мы приняли радостно, как спасителя. Мы, два офицера и трое рядовых, среди них и Ваш сын Хайнц, добровольно вызвались приблизиться к крепости со штурмовым орудием. Мы хотели попробовать с помощью этого тяжелобронированного оружия, под огневым прикрытием моих пулеметов, которые все еще находились на старой позиции, подготовить к штурму участок цитадели. Все же при нашем продвижении мы пятеро были очень сильно обстреляны, сначала не имея никаких потерь, так как нашли небольшое укрытие за штурмовым орудием.
Наше орудие отлично стреляло. Тем не менее, как только (на короткое время) оно прекращало стрельбу для выбора новой цели, мы получали безумный огонь. Вскоре одного из солдат ранило в голову, однако он еще жил и, как ни странно, был еще весел. Я наложил ему временную повязку, и на мой вопрос: ""Как дела?", - он говорил, что абсолютно ничего не чувствует. Тем временем штурмовое орудие стреляло почти непрерывно. Едва я успел перевязать рядового, как получил сильнейший удар в мою левую руку, и мгновенно высокая дуга фонтана крови обрызгала Вашего сына Хайнца. Он сразу же пришел мне на помощь, разорвал рукав моего кителя и рубашки, и я плотно перевязал тканью артерию, прижимая рукой, чтобы не истечь кровью. Между тем другой лейтенант получил огнестрельное ранение в грудную клетку. Ему помогали другие пока еще не раненые солдаты. А я тем временем попросил Вашего сына Хайнца подать мне кусочек деревяшки, чтобы я сумел перевязать артерию моей руки и тогда бы освободил свою правую руку. Почти в тот же самый момент Хайнц прямо-таки переломился и, беззвучно упав на землю, лежал, не издавая никаких звуков. Вероятно, он получил пулю в сердце. Я не смог установить, где его пронзила вражеская пуля. Я больше не слышал никаких признаков его жизни. Мы позвали его по имени, однако, к сожалению, напрасно. Таким образом, Ваш сын Хайнц погиб, до последнего вздоха исполняя свой долг, верным своей военной присяге. Он был для меня не просто послушным и усердным подчиненным - а в самом верном смысле слова хорошим товарищем. Его смерть тяжело потрясла меня. За те месяцы, когда я был командиром роты, он отлично выполнял обязанности первого писаря. Я с удовольствием обсуждал с ним в свободные минуты всевозможные вопросы, которые не касались службы. Он был интеллигент и сверх этого - крепкий солдат. По поводу героической смерти Вашего дорогого сына Хайнца я высказываю Вам мое глубокое искреннее соболезнование. Я не смогу никогда забыть его. В то время как Ваш сын Хайнц лежал мертвым рядом со мной, другой лейтенант получил еще одно (уже второе) ранение, и теперь было самое время, чтобы свалить оттуда. Я тащился из последних сил, с одной стороны крепко поддерживаемый единственным еще не раненым солдатом, другой рукой я еще нес еще гораздо тяжелее, чем я, раненого лейтенанта, наполовину взяв с собой, назад, за маленькое укрытие, где мы были перевязаны.
Рядовой, раненный в голову, и лейтенант тем не менее вскоре умерли. Меня же затем отправили далее назад на носилках. Таким образом, прошло наше смелое предприятие, от которого мы, конечно, ожидали кое-что совсем иного. Оно же оказалось слишком трагическим.
Я же лично еще тяжело страдаю от моего ранения и буду выписан лишь через полгода. В моей левой руке отсутствует кость длиной 5 см, которая в течение полугода должна замениться пересадкой кости из моей ноги, но все же я рад, что еще жив.
Теперь я желаю Вам, уважаемой семье Хальбгевахс, всего хорошего и надеюсь, что Вы оправитесь от мучительной потери Вашего дорогого сына Хайнца и не будете долго испытывать слишком большую печаль. Может, тот факт, что Ваш Хайнц погиб как герой, будет Вам утешением. С наилучшими пожеланиями, с глубоким уважением. Остаюсь Ваш Пауль Орбах".
Из письма рядового писаря штаба 84 сп Александра Митрофановича Филя сыну Е.М. Фомина Фомину Юрию Ефимовичу (29.07.1951 г.)."...28. VI.41 г. был самым решающим днем и самым страшным днем войны. Немцы бросили на крепость все, что они только могли бросить. В этот день мы находились у того же подъезда, в том же здании, где и писали первый приказ. Я был ранен и находился в обороне у одного из окон здания. Взрывом был обвален потолок здания и меня придавило обвалом, когда я стал помнить себя, то был уже в окружении немцев среди других боевых друзей крепости. Ваш отец, полковой комиссар Фомин Е.М., тоща еще был с капитаном Зубачевым в другом отделении здания. По рассказам очевидцев, комиссар Фомин был без сознания, когда немцы ворвались в занимаемое нами здание. В этот день постигла участь, которая на всю жизнь оставшимся в живых легла черной печатью или лишившая жизнь. Майор Дородных не был в крепости в ночь с 21.VI. на 22.VI. 41 г., он был на полигоне с частями б и 42 сд, и потому в крепость он не попал. По рассказам одного из бойцов нашей части, который с полигона попал в крепость, майор Дородных был убит утром 22.VI.41 г. у моста по пути в гор. Брест. Ваш отец, полковой комиссар Фомин Ефим Моисеевич был первым организатором обороны крепости и до последних минут борьбы верил сам и внушал бойцам победу советского оружия над фашизмом. В последние минуты боя он был в простой красноармейской фуфайке, в гимнастерке со знаками отличия и с пистолетом "ТТ", когда пробегал по линии обороны мимо меня и других боевых товарищей, воодушевляя стоять насмерть. Лицо его тогда уже было бледное. В этот момент я видел его в последний раз, затем последовало то, о чем я писал выше (взрывом он был оглушен и контужен, но скоро пришел в память).
Обычай фашистских извергов снимать головные уборы и сортировать по волосам, стриженных в одну сторону, и с волосами - в другую. Из последующих рассказов в лагере (там находился мл. л-т Будник, ст. политрук Монжаренко, бойцы, плененные вместе с Вашим отцом), точно было установлено, что полковой отец - Фомин Е.М. был расстрелян фашистами у первого форта по пути через деревянный мост от крепости к гор. Тересполю. Там был своего рода "сборный пункт, и подлая часть, самая малая из числа проходивших 45-дневный сбор "западников", которые еще 22. VI выбрасывали белые простыни в окна, но были частью уничтожены, из рассказов очевидцев, указала на Вашего отца и его звание. Я точно не могу припомнить, но, может быть, это поможет Вам [далее следует схема с указанием места расстрела Е.М. Фомина].
Вечной и светлой памятью будет это, политое чистой кровью верного сына партии и советского народа, место. (Прошу простить, я не был очевидцем, но по рассказам так).
Что я могу еще Вам написать? Попав в лагерь военнопленных, я лежал в санчасти лагеря, где уже лежали очень многие наши советские бойцы. Весь обслуживающий персонал был русский, советский. Одним из врачей, где я лежал, был из нашей части азербайджанец Алахвердов. В 84 сп он был на срочной службе врачей. Его коллеги - фармацевт 84 сп Суховерхов В. и санитар Солозобов В. - были мне хорошо знакомы. Рядом со мной лежал боец 84 сп Зубко И., он умер от дизентерии 30.VI.41 г. Пока я лежал в санчасти, все однополчане были расформированы по "клеткам" и лагерям, судьба которых мне осталась неизвестной до сих пор. Единственный человек, который возвратился вместе со мной из Норвегии из 84 сп, был Артемов Филипп, с которым я был вместе с начала, т. е. с 15.VII.41 г. (когда случайно встретил его в санчасти) и до приезда на родину 3.\Ш.1945 г., где он находится сейчас, я также не знаю. Для того чтобы немножко представить Вам, насколько был мужественен Ваш отец, скажу несколько слов второстепенного порядка. С 21.VI вечера до последнего дня обороны бойцы свели по одной "жмени" (так мы говорили тогда) сырого зеленого гороха. Вашему отцу досталась тоже порция, но он отдал ее раненым. Ефиму Моисеевичу разведчики приносили и другие "подарки" (хлеб, булочки), хотя это было в граммах, но он ни разу не съел, а отдавал со словами: "Вы - наша сила, товарищи бойцы, без Вас я не смогу защищать крепость, поэтому делитесь сами и кушайте, будет, обязательно настанет день, когда мы соберемся за круглый большой стол, покушаем и выпьем". У нас не было и воды; пили то, что выпустит товарищ. Так было. Еще раз прошу извинить, что мало и плохо написал. Вы должны понять меня, что воспоминания пережитого очень... волнует меня, и, несмотря на прошедшие 10 лет, все встает перед глазами волнующее, страшное".
Река была рядом. Но к ней нельзя было подойти за водой. Все попытки пресекались немцами. Людей мучала жажда
Памятник "Жажда", посвящённый погибшим бойцам и людям, которые пытались набрать воды для защитников Брестской крепости
Холмские ворота
Западный Буг. Граница Белоруссии и Польши
А рядом с крепостью невозмутимо гуляет такая мирная птичка
10/12/2015 14:00
Материалы по теме
- Страны: Белоруссия
- Города: Брест
- Отзыв о поездке: Брест: по городу, май 2015
- Отзыв о поездке: Белорусские выходные, май 2015
- Отзыв о поездке: Тересполь, Польша... пограничье в культуре, зима 2015
- Отзыв о поездке: Дождливый предрождественский Брест, новый год 2015
Отзывы туристов, опубликованные на Travel.ru, могут быть полностью или частично использованы в других изданиях, но с обязательным указанием имени и контактов автора.