Хельсинки - самый русский город Европы

RSS Обсудить

ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

Новостные агентства дружно рапортуют, что европейский туризм у жителей России перестал пользоваться популярностью и проигрывает конкурентную борьбу внутреннему туризму. Ну, это вроде как органы чувств уступают в конкурентной борьбе внутренним органам. Среди наиболее пострадавших называется Финляндия, потерявшая по подсчетам 34 процента русских туристов. Может быть, оно и так, но по заполненному "Шарику" и полному пассажиров салону на рейсе Москва-Хельсинки это было не заметно. Полетели.

Финляндия - страна озер. Этому учат со школы. При подлете к Хельсинки выяснилось, что там еще острова есть.

Много островов.

Путь от аэропорта сразу же настраивает на местный колорит: здесь есть еще и скалы.

Много скал.

Дорожное впечатление: мотоциклисты в Финляндии не носятся, как хомячки по сковородке, а дисциплинированно соблюдают скоростной режим. Это позволяет фотографировать их спокойно и без суеты.

А вот дома в пригородах столицы не впечатляют: такое впечатление, что едешь по какому-нибудь Долгопрудному, только с очень аккуратными домами без печати извечной просьбы капремонта. Да, наверное, стоит предупредить, что билет на автобус "Финн Эйр", следующий прямиком до ж/д вокзала, стоит 6.30 евро (по обменному курсу это получилось примерно 365 рублей, а если брать сразу туда и обратно, то такой билет обойдется в 11.50 (т.е. около 666 рублей).

Впрочем, надо признать, что встречается и нечто более изысканное. Но тон не задает.

В непосредственной близости от вокзала установлен конный Маннергейм. Его в Финляндии уважают, любят и чтят, как национального героя, сумевшего отстоять счастливую европейскую жизнь для бывшего куска Российской империи. И чем больше финны посещают (в поисках ли водки, или чего другого) Санкт-Петербург и другие не отколовшиеся административно-территориальные единицы РФ, тем больше они уважают, любят и чтят знаменитого военачальника. Он не увеличил территорию страны, но дал возможность жить на имеющейся по-человечески. В общем-то, мы тоже можем им гордиться: как-никак прослужил 30 лет (с 1887 по 1917) в русской армии, пройдя путь от корнета до генерал-лейтенанта.

Нынешние финны совсем не воинственны, а миролюбивы и жизнерадостны. Будто бы приглашают: радуйтесь жизни вместе с нами.

Казалось бы, приехал в Европу, окунулся в иной мир, тем не менее в Хельсинки вас будут постоянно преследовать призраки (и самые обычные люди во плоти) из России. Здесь очень многое напоминает наше родное, исконное, русское. Даже афиши на мусорных ящиках.

Кстати, о мусорках надо сказать особо: так же, как и в Москве, найти их совсем непросто, а подчас даже сложнее. Из этого закономерно следует наличие под ногами мусора. Да, конечно, здесь с мусором стараются расправляться оперативно, но нет-нет, а запнешься о пластиковый стаканчик или пнешь в сторону упаковку от мороженого (да, северные люди едят мороженое в любую погоду). Этого добра немного, но встречается: почувствуйте легкое дуновение родины.

Отель "Helka" оказался в пяти минутах ходьбы от вокзала. Будущим гостям Хельсинки можно смело его рекомендовать в качестве удобного, комфортного и недорогого места проживания: две ночи на двоих обошлись в 7800 рублей (т.е. 1950 рублей ночь на человека). В стоимость проживания входит и завтрак, но о нем позднее, когда наступит утро следующего дня. С окнами в номере на втором этаже, правда, нам не очень повезло: они вздумали выйти (потрясающий, конечно, речевой оборот: окна выходят - подожди-ите, как же мы без вас!) прямиком на крышу внутреннего двора.

Сам номер достаточно просторный, с душем/туалетом, феном, чайником, холодильником и мини-баром. Вот только кровати разъезжаются.

Выходим из отеля в город и сразу же диво дивное: пешеходно-велосипедная трасса, вырубленная между двумя автодорогами прямо посреди улицы. Чтобы удобнее было ходить или крутить педали, не останавливаясь на светофорах. Забота о безмашинной части населения прямо-таки удивительная. А если учесть, что ходится по улицам Хельсинки легко, без толкотни и протискиваний (если не крутиться, конечно, в будний день в районе вокзала), то и вовсе непонятная. Но милая.

Что же касается автомобилей, то Финляндия напоминает Россию большим количеством допотопных моделей, которые эксплуатируются десятками лет, хотя их место - на музейном приколе, в Мюлузе, например. Вот вам привет из семидесятых: Шевроле Корвет C3. И ничего, гоняет.

Вот еще один "семидесятник" - Ягуар XJ6. А при желании можно встретить машины и постарше. Много классических "жуков", и совсем не встречаются электромобили, что странно.

Историческая часть города невелика, чтобы ее осмотреть, транспорт не понадобится. Да и заблудиться трудно: в какую сторону не пойди, а минут через десять обязательно выйдешь к берегу. И снова типичные финские домики: строгие коробки без выкрутас и фантазерства.

Теперь о высоком. Финны - хитрый народец. Для большей доходности они удумали свою Национальную художественную галерею порубать на три части и разнести в три разных места: Синебрюхов, Атенеум и Киасма. За каждый из трех музеев берется отдельная плата. Правда, с Художественным музеем имени Синебрюхова (основал его потомок того самого Синебрюхова, который создал пивоваренную компанию Sinebrychoff, контролирующую нынче 48% жижи, столь любимой финнами) нам откровенно повезло: был день бесплатного посещения, поэтому начинаем с Синебрюхова.

Последний мужчина рода Синебрюховых - Пауль - женился на шведской актрисочке с провокационным именем Фанни. Она-то и подбила своего муженька на невиданную глупость: тратить все заработанные непосильным трудом деньги на бесполезные в хозяйстве картинки. В результате упорного собирания коллекция Пауля и Фанни разрослась до поразительных размеров и стала самой крупной частной коллекцией Скандинавии. В 1904 году служанке несуществующей музы изобразительного искусства, а так же ее мужу-подкаблучнику пришлось переезжать в просторный особняк на Булеварди, т.к. картинам уже решительно не хватало места. После смерти Фанни в 1921 году (через 4 года после смерти Пауля) все добро было согласно завещанию передано государству.

Коллекция действительно богатая.

"Пигмалион и его статуя" Луи Жан-Франсуа Лагрене (1725-1805). Четыре картины этого французского художника находятся в России в музее академии художеств в Питере.

Кроме картин в музее стоит посмотреть и на интерьер: вот так жили раньше обычные пивовары.

Иногда убранство кажется несколько безвкусным, но сложно требовать от фанатиков-коллекционеров какого-то стиля. Всё в дом.

А вот здесь господа Синебрюховы кушали.

Ладно, вернемся к картинам. "Лукреция" Лукас Кранах (Старший) (1472-1553). Немец, придворный живописец, а по совместительству - сторонник Реформации и хороший друг Лютера (один из самых известных портретов Мартина Лютера принадлежит перу Кранаха). Картины этого противоречивого человека и одаренного художника можно посмотреть также в Питере (Эрмитаж) и Москве (Музей им. Пушкина).

"Христос и самаритянка" Джузеппе Марулло (умер в 1685 году в Неаполе). Картина обращает на себя внимание тем, что самаритянка не выглядит бедной и скорее предлагает, нежели просит. Ох уж эти макаронники...

"Vanitas" (пер. - суета, тщеславие), 1661, Edwaert Collier (1640-1707). Браво, фламандец! Для всех правителей конец один. Картина актуальна спустя века. Вот что надо в кабинетах чиновников вешать, пожалуй.

Коли уж добрались до фламандцев, то стоит упомянуть о том, что Синебрюховы тащились от фламандцев и накопили их весьма значительное количество. Иногда доходит до смешного.

"Семейный портрет", Николас ван Хельт Стокаде (1614-1669). Вот скажи, Николас, почто так семейство обидел? Почему у всех такие лица? А куда при покупке Пауль и Фанни смотрели?

Напоследок - сладкое: "Читающий монах", Рембрандт. Комментарии излишни.

Выходим. В Хельсинки много домов из некрашеного кирпича. Аскетично, сурово, отчасти мрачно.

А пешеходная часть тротуара обозначается в противовес миленьким логотипом. Здесь, правда, кто-то уже оставил свой собственный след.

Детей здесь не только за ручку водят, но и в коробчонках возят. Трехколесные велосипеды (с двумя колесами впереди) для Хельсинки - не диковинка. Часто цепляют впереди вот такой кузов и перевозят в нем все, что угодно - от детей до холодильников.

Если надо что покрупнее перевезти, то в этом мы финнам помогаем.

Тротуары во многих местах из булыжника. И надо заметить, что этот булыжник по своей пригнанности и ровности скорее родственник русскому, нежели европейскому, пусть и не столь беспощадный. Посмотришь на иную дамочку, которая, несмотря на дрожь в ногах, преодолевает такой тротуар на высоком каблуке, и сразу вспоминаются московские тротуары, а на глаза слезы наворачиваются.

Как и в русских городах некоторые заборы, а также мусорные ящики, плакаты и изредка даже стены(!) покрыты наскальной живописью неандертальцев. К чести финнов надо признать, что у них росписи более понятны, чем русские. Вот, например, на этой фотографии все понятно: "Хер куллиста. Компания Neste представляет".

Вот что не по-нашенски - большое количество подземных парковок.

Только местные все равно на улицах паркуются.

И даже во дворах. Но строго на отведенных местах. Если во дворе нарисовано одно место для парковки, то вторую машину никто не поставит.

Во дворах, как можно заметить, все весьма скромненько. Аккуратно, чисто, но по-спартански скупо. Как таковых дворов в старой части города практически нет. Порой доходит до абсурда: а из нашего окошка только кирпича немножко...

Даже фонари не часто радуют своими формами.

Все внимание уделяется внешнему виду домов. Это позволяет экономить бюджет и... наверное, это правильно.

Улицы в Хельсинки действительно красивые. И очень много красивых домов, которые удачно разнообразят неприхотливую архитектуру окраин и отдельных современных жилых вкраплений в исторической части. Но вот вам еще одна типично русская черта: лампы уличного освещения, висящие на проводах, протянутых поперек улиц. Это первый европейский город, где пришлось крутиться ужом, точно так же, как в России, чтобы снять понравившееся здание.

А еще много скульптур. Многие стоят без табличек и пояснений. Вот, например, охотница. Кого так старательно выцеливает юная Диана?

Уж не церковь ли?

Церквей в Хельсинки тоже хватает, но что самое приятное: они все разные. О церквях еще будет время поговорить, а пока - спокойной ночи.

Что важно знать туристу о Хельсинки перед поездкой? Конечно же, как работает местный транспорт, какие цены, какие билеты покупать лучше, чтобы не тратить лишние деньги. На изучение этого вопроса тратится достаточное количество времени, зато, попав в столицу Финляндии, можно с вызовом смотреть наш окружающих: "Провести на мякине не удалось, я знаю, где, почем и как покупать билеты!" Есть только один небольшой нюанс: историческая часть города требует не знания транспортных маршрутов, а удобной обуви. Вот такие ботиночки, например, вполне подойдут для прогулок по мощеным мостовым Хельсинки.

Даже при всей своей относительной простоте и скромности хельсинкская архитектура в первый день посещения скорее всего сделает фразой дня короткое восклицание "Ой, какой домик!" Нельзя сказать, что эти "домики" теснятся по всему центру, но встречаются с такой завидной регулярностью, что перерывы между однотипными восклицаниями достигают длительности ровно такой, чтобы в них уложилось не существующее здесь эхо. Ой, какой домик! -омик -омик -омик.

Удивительно, до чего люди иногда бывают придирчивы к поверхности, по которой приходится ходить. Казалось бы, ноги - не основной чувствительный орган, но именно они задают ритм, продолжительность и нередко даже настроение прогулки. Хельсинки удобны тем, что при желании здесь можно выбрать покрытие: асфальт, булыжник, плитка, гравий, грунтовые тропинки, что там еще? Легче сказать, чего нет. Нет, например, столь привычных для нас деревянных мостков. И еще нет расплывающейся под ногами грязи, что является, безусловно, значительным упущением, но можно не сомневаться, что русские туристы уже нашли места с милой сердцу экзотикой.

Если вам нравится гравий, смело двигайте в парк Эспланады, в центре которого стоит памятник Йохану Людвигу Рунебергу. Вы только не смейтесь, но это финский поэт шведского происхождения, писавший стихи финской национальной тематики на шведском языке. И какое он получил прозвище в результате такого национально-патриотического жертвования? Верно, его стали называть "финским Пушкиным". В общем, этот шведофинский Пушкин писал примерно такое (перевод А.Блока):

Наш край, наш край, наш край родной
О, звук, всех громче слов!
Чей кряж, растущий над землей,
Чей брег, встающий над водой,
Любимей гор и берегов
Родной земли отцов?

Пожалуй, самое лучшее, что осталось нам от Рунеберга - это пирожное (которое таким цилиндриком с сахарной пудрой и малиновым вареньем или ягодками на верху), да и то злые языки уверяют, что рецепт придумала его кроткая жена. Ах, да, он же к гимну Финляндии текст написал. Но видали мы таких: у нас Михалков аж три текста написал, а и то никто ему памятник в центре Парка Горького не поставил.

В общем, на глаза туриста наворачиваются слезы умиления, а на голову поэта - чайка. Вот ради интереса, ради прикола, как говорится, попробуйте хоть раз увидеть Рунеберга без птицы на голове (только не пытайтесь сбивать ее палками или камнями!). Это будет непросто.

Кстати, памятник изваял его сын Вальтер.

Заканчивается парк (вот насчет термина "парк" можно и поспорить, ибо по нашим меркам Эспланады тянет разве что на бульвар, да и то на небольшой, но с их-то миниатюрными масштабами...) еще одной скульптурой, которую воткнули в фонтан. Ну а где же еще находиться Русалочке, как не в воде? Поставил ее туда в 1908 году Вилле Валген. С тех пор она так и стоит, бросая вызов копенгагенской сестре. И похоже на то, что финская версия одерживает победу в ожесточенной битве. В определенной мере, конечно, прибегнув к неспортивному приему: там, где у датчанки заканчивается чешуя, у хельсинчанки начинается самое интересное. С другой стороны...

С другой стороны посмотришь, а она уже давно и не русалочка, судя по всему (не по всему, конечно, но по самому весомому). Закономерно вполне, что местные прозвали ее Хозяйкой Хельсинки, а творческое общество именует ее Хавис Аманда (это ведь так утонченно).

Вокруг нимфы расположились дурацкие тюлени, словно осмеивающие отсутствие хвоста. Склонные к завышению финны зовут этих тюленей морскими львами. Хорошо, пусть Эспланады будет парком, а тюлени - львами.

Неподалеку стоит женщина, которую вряд ли кто-нибудь решится осмеивать: у женщины ружье. Женщина с ружьем стоит на посту, охраняя... Господа, это гауптвахта! Если бы советские гауптвахты охранялись такими часовыми, отбою от желающих попасть на "губу" не было бы. Что же эти финны делают-то, а?!

В двух шагах (шагать надо широко и через мост) на краю острова Катаянокка стоит самый большой православный храм в Северной и Западной Европе. Кстати, островов, как говорилось в предыдущей части, здесь много. Что значит "много"? Хельсинки расположен на 315 островах, соединенных между собой мостами. 315 - это разве много? Это дофигищща!

Так вот об Успенском соборе. Полное название: Собор Успения Пресвятой Богородицы. Кто его знает, каким боком тут потерлась Богова мама, но про Успение очень точно в названии подмечено. В шесть вечера Кафедральный собор Хельсинкской епархии уже закрыт. Так что если желаете попасть внутрь, то постарайтесь успеть пораньше. Но и слишком рано тоже приходить не след: батюшки спать изволят-с. А кто не успел до закрытия, не расстраивайтесь: Бог принимает на следующий день.

Смотрится собор вполне себе значительным, но на поверку не такой уж и крупный этот самый крупный православный храм - 51 метр высотой. То ли православие мельчать стало, то ли по старой русской традиции выделенный бюджет закончился еще до начала строительства; строили-то - русские.

Если нужны даты и фамилии, то на этот случай табличка имеется на стене. На чистом архаичном русском языке.

С площадки Успенского собора открываются красивые виды: в одну сторону - на крыши города,

в другую - на местный аналог Баттерси.

Вот чем бы еще заняться, стоя возле закрытой церкви? Можно посмотреть сверху на ресторан и суетящихся официантов, можно даже попробовать плюнуть на кого-нибудь сверху (попасть все равно не получится из-за сильного ветра) или ради развлечения подергать за ручки закрытых дверей. На этом, пожалуй, культурная программа заканчивается и пора скатываться вниз, снова на мост, лавируя между физкультурниками, каждые пять-десять секунд проверяющими свои наручные/наплечные гаджеты. Глянешь на таких сторонников фитнес-образцового образа жизни, да и задумаешься, для кого они всеми этими пробежками занимаются: для своего здоровья или для крутости показаний на устройстве-регистраторе? По Хельсинки не надо бегать, здесь надо ходить. "Поверните голову направо. Вы видите краешек здания, где заседает Сейм Финляндии (или назовем его в английском варианте Домом сословий, а в русском - Государственная дума), парламент, стало быть".

А перед Сеймом твердо стоят вычурные фонари. Чтобы светло было, чтобы ни одно из сословий в темноте не споткнулось, не сковырнулось с законодательной лестницы, голову не повредило. А то ведь дураками станут, совсем на Россию похоже будет.

Строго напротив Сейма расположен Центробанк (то бишь Банк Финляндии). Даже непонятно, кто кого больше мотивирует, но Банк выглядит попроще, скромнее. Архитектура на самом деле напоминает питерскую, благо строились дома одними и теми же специалистами, которые гоняли между двумя городами, как у нас президентское кресло гоняет - между двумя мужичками. Посмотришь, прищурившись: те же яйца, только в профиль. Именно таким же взглядом смотрели голливудские кинематографисты, с циничным удовольствием снимавшие в Хельсинки фильмы, действие кот орых происходило в Санкт-Петербурге (например, "Доктор Живаго", 1965).

Да что тут ходить-то вокруг да около? Легкое усилие воли (и ног): взору открывается Сенатская площадь (сложно догадаться сразу, но кроме всего прочего на площади есть и здание Сената).

Посреди площади Александрийским столпом торчит Александр Второй. Не сказать, что местное население питает к нему особую любовь, но относится с благодарностью и почтением: как-никак именно он стал позволять финнам вольницу и даже разрешил в 1863 году принять свою собственную конституцию. Тут надо бы заметить, что у финнов истории практически нет: сначала они родились, а потом сразу же женились. Племена финнов не успели основать собственное государство, как пришел шведский король Эрих Девятый и, как и положено у смиренных христиан, огнем и мечом убедил дикарей поклоняться мужику, висящему на кресте. С тех пор финны жили "под шведами". 650 лет жили, отовариваясь цивилизацией в католических (а позже - в протестантских) церквях и у шведских торговцев по сходным тарифам. Но русские бивали шведов. В начале XVIII века к России отошла часть Карелии, а в начале XIX - все остальное. Следующие сто лет (чуть больше) финны вынуждены были жить уже "под русскими". И вот тут-то появился Александр II. Сей благородный муж не только позволил принять никогда не жившим в собственном государстве финнам конституцию, но даже прикрыл глаза на то, что финский язык стал государственным наравне со шведским. Правда, недолго музыка играла, и в 1899 году хлюпик Николай II отобрал у финнов эту самую конституцию: вот так вот просто взял и запретил, объявив курс на "русификацию" Финляндии. Хорошо еще, не успел русский язык объявить государственным. В общем, в феврале 1917 Финляндия объявила о независимости и сумела через несколько смутных лет гражданской войны и несколько успешных войн против России её отстоять. А конституция? А что конституция, ее снова приняли в 1919, так она теперь и живет с финнами. Такая вот вкратце история.

А памятники в Хельсинки не чистят!

Главное же здание Сенатской площади - нависающая белая громада Собора святого Николая (или попросту - Кафедральный собор). Примечательно, что имя собору выбрали опять же в угоду русским хозяевам: святой Николай покровительствовал царствующему в те годы (собор строился с 1830 по 1852) Николаю Первому. В Питере параллельно возводился Исаакиевский. Падкие до сенсационных деталей экскурсоводы в обязательном порядке подчеркивают сходство питерского и хельсинкского соборов. На самом деле они похожи друг на друга, как легавая и ротвейлер: с прикрытыми глазами в плохую погоду темной ночью после ядерной бомбардировки их действительно сложно будет отличить.

Чтобы попасть в храм, необходимо усердие: вход предваряет крутая лестница. Правильная лестница надо сказать. Опять же, если смотреть на нее снизу, то видно ноги,

если сверху - головы.

По правую руку расположен Сенат (как было вскользь упомянуто выше), по левую - национальная библиотека при Университете. Но вас туда не пустят без читательского билета. Билеты не продаются! Можно только посмотреть со стороны на здание (недавно реконструированное). Или на фонарики.

Собор. Внутри представляет собой просторное помещение, лишенное украшений и прочей шелухи. Единственная картина - на амвоне (или как это место называется?) - уже снятый с креста Иисус. Да четыре статуи апостолов по углам, даром, что поставить их распорядился русификатор Николай II. Вообще в церкви нет ни одного креста! Единственный крестик выносится и ставится на стол между цветами и свечками. Наиболее зоркие сумеют углядеть этот тонкий крестик в центре стола.

Зато полным-полно скамеек. С богом здесь общаются с комфортом, не отвлекаясь на ноющие ноги или роскошные убранства.

Самая богатая часть собора - орган. На музыке здесь не экономят, повышая духовность через чарующие звуки.

И вопрос на засыпку: почему на стол всегда выставляют именно четыре свечи?

Странным образом Хельсинки местами напоминает Америку тридцатых, какой ее можно увидеть на фотографиях. А вот к той церквушке не мешало бы подойти поближе...

Забавная деталь: для ограничения движения автотранспорта в Хельсинки применяют передвижные бетонные фигурки: и действенно, и симпатично. Почему бы не использовать эту практику в России?

Единственное, в чем можно посочувствовать финнам - климат. В году 121 дождливый день. Почти столько же - снежных. Холодно. Для мая +13 считается теплой погодой. Но если подойти к воде, то эти +13 заставят вас съежиться, вжаться в воротник и раскатать рукава. Туристов легко отличать от местного населения по красным носам. Достаточно выйти к воде. А воды в Хельсинки много. Не меньше, чем островов.

Трамвайчики, честно сказать, не впечатляют, хотя аккуратные, чистые и оборудованные информационными экранами. Может быть, дело еще и в холодной раскраске (бывают исключения)?

Чтобы два раза не вставать, специально для тех, кто просит повторить трамвайчики (обратите внимание на горячего финского пассажира на заднем сидении - типичный блондинистый представитель местных аборигенов):

Как уже говорилось в предыдущей части, в Хельсинки (помимо воды и островов) много скульптурных композиций. Нередко они весьма... свободного нрава. Глядя на левого драчуна в первый момент может показаться... Нет, чур-чур, это всего лишь потеки воды, следы времени, так сказать, с размерами там все пристойно. Так вот. Учитывая, что подобные фигуры не имеют табличек с жизнеописанием и одновременно все тем или иным боком относятся к спортивной тематике, логично предположить, что они были разбросаны по столице в 1952 году, когда здесь проводилась ле тняя Олимпиада. Культ здорового тела - это такая сила!

Подчас хельсинкская архитектура кажется чересчур экзальтированной, но, следуя непонятным законам, умудряется оставаться складной. В этом зеленом доме находится богатый магазин одежды, но разве кого-то из туристов занесет на Sparbankskajen?

А рядом с ним красуется похожий на крепость Дом хельсинкских работников.

Электрички в Финляндии... Тем, кто знаком с РЖД не понаслышке, лучше о них не знать.

О второй мировой войне в Финляндии вспоминают не сказать, чтобы охотно. 10 мая (т.е. на второй день после праздника Победы) мемориал "1939 - 1945" выглядел весьма скромно. И финнов можно понять: тут им особо гордиться нечем.

Глядя на треугольное здание с башенками трех разных цветов, успеваем еще раз воскликнуть перед следующей частью: "Ой, какой домик!"

ТУПЫЕ И СУРОВЫЕ

В Хельсинки все любят рок-музыку. Это данность. Если вы заподозрили прохожего в нелюбви к року, то это турист. Или финн, но точно не из Хельсинки. Или из Хельсинки, но не финн. Если у грузчика волосы до плеч - металлист. Если продавец с короткой стрижкой и бритыми висками - панк. Если в ухе серьга - блюзмен. Если две серьги в одном ухе - альтернативщик. Если в двух ушах по одной серьге - это к музыке отношения не имеет. Рок в Хельсинки повсюду, пусть вас не сбивают с толку расклеенные афиши анонсирующие выступление E-TYPE - это всего лишь добрососедское отношение и великодушие к убогим. Рок в столице Финляндии возведен чуть ли не в ранг доминирующей религии. Здесь даже Rock Church есть.

Ну, это по-английски Rock Church, а вообще-то - церковь Каллио, т.е. церковь Скала. И даже этот пошатнувшийся романтизм придется цинично добить: Каллио (т.е. Скала) - так называется район, в котором стоит церковь. Церковь Каллио - всего лишь районная церковь.

Районная церковь была построена в 1912 году специально для 30-тысячной общины, живущей на север от моста Питкянсилта (т.е. Длинный мост, если вы проходили по нему, то не могли не обратить внимание на тех узловатых уродцев по углам, которые когда-то были деревьями), после разделения в 1907 году паствы Хельсинки на шесть отдельных общин. Эту 63-метровую елду построил из серого гранита знаменитый по финским меркам архитектор Ларк Сонк (по его мнению она, якобы, внешним видом и размерами сходна с описанным в Ветхом Завете храмом Соломона - да-да, наверняка). Кстати, помните треугольный дом, завершающий предыдущую часть? Он - тоже дело рук Сонка, который являлся страстным поклонником национального романтизма и старался выполнять свои творения именно в этом ключе. Если еще раз обратить внимание на дом из предыдущей части, то можно углядеть стилевое сходство с Каллио, хоть он и построен спустя 17 лет. Старая любовь крепче новых двух, как говорят финские архитекторы.

Кстати, треугольный дом называется "Ареной" (Arenan talo) и первоначально в нем располагалась радиостанция Radiola (предшественник финской телерадиовещательной компании YLE). И если углубляться дальше, то слово "радиола" вошло в обиход с легкой руки американской фирмы RCA (в рамках которой была создана NBC), зарегистрировавшей в 1922 году этот товарный знак для своей радиоэлектронной продукции (в первую очередь для радиоприемников, конечно). А выбрано оно было в честь растения Радиола льновидная (Radiola linoides) из-за соцветий, напоминающих антенну.

Не слишком ли далеко мы удалились от церкви?

Возвращаемся. Во время войны, между прочим, церковь служила вовсе не богоугодному делу, являясь одной из точек противовоздушной обороны. А если бы вдруг ангел (или, упаси господи, сам господь?!) решил бы спуститься? Представьте себе картину: из зенитки, да по тщедушному бесполому (а то и по бородатому гражданину, а то и вовсе по старику). Чтобы на это сказал господь? Не посмотрел бы даже на то, что в полдень и 6 вечера колокола Сибелиуса исполняют, разнес бы все на кусочки или спалил бы в пепел презренных.

Пепел... Это очень подходит по цвету серому граниту. А церковь, между тем, любопытна еще одной особенностью: с 1990 года под ней устроен колумбарий (на 3000 мест). В темнице соблюдается могильная тишина, потому что родственники сожженного допускаются только непосредственно при размещении праха в колумбарий. И всё, следующий визит возможен лишь с очередным ближайшим родственником в руках или в собственной урне. Сжигайтесь на здоровье и наслаждайтесь вечным покоем и тишиной. По вашему желанию пепел может быть размещен даже не в урне, а непосредственно в скале, но за отдельную дополнительную, разумеется. Кто-то может спросить: а как же посещать усопшего, как его поминать? Не волнуйтесь, все предусмотрено: поминальную можно прочесть на алтаре, а цветочки и свечки несите к памятной табличке, которая прикрепляется на церковной стене для каждого члена колумбария. А если кто-то вдруг удумает обвинить финских священослужителей в стяжательстве, охолонитесь, здесь вам не алчная РПЦ: свадьбы, похороны, крещение местные церковники обслуживают бесплатно. Бесплатно. И еще раз: бес-плат-но.

Напротив церкви гламурным хлыщом красуется домик в стиле модерн, имеющий, как ни странно, собственное имя: Ihantola. Построивший его в 1907 году менее известный, чем склонный к завышенной самооценке Сонк, некий О.Е. Коскинен, похоже, считал себя не ниже Сонка, а свои дома - произведениями искусства и давал им названия. Отчасти его можно понять.

Розовый цвет в Хельсинки моден. Может быть, хельсинкцы таким образом реализуют свою тоску по южному солнцу? Фрейд назвал бы это сублимацией.

Да разве кто против? Хельсинки - это милый продрогший пингвинчик. Милый и безобидный. Рядом вот с этим милым деревянным домиком (да, в Хельсинки до сих пор остались деревянные здания) с нами произошла весьма миленькая история.

Идем по улице вдвоем. В прямом смысле: по всей улице вдвоем. Как реагировать на такую безлюдность - непонятно: с одной стороны тишина, покой и никто не толкается, с другой же... В день нашего отъезда суд Финляндии вынес приговор (пожизненное заключение) горожанину, который убил русскоговорящую женщину (убивал долго и не очень умело). А всего-то и было, что дама сделала выгуливавшему собаку мужчине замечание о неподобающем для джентльмена поведении. Вокруг было тихо и безлюдно.

Вокруг было тихо и безлюдно. Откуда они появились? Два молодых человека: один относительно низкий (1 м 95 см), второй - относительно высокий (1 м 96 см). Улыбочки, костюмчики, воротнички. Ага, культурные, значит, убивать будут, цитируя Гёте и насвистывая Сибелиуса. Однако здоровяки в костюмах решили сначала поговорить и весело затараторили на птичьем диалекте. Поняв, что таким образом понимание достигнуть в скором времени не получится, юные полиглоты переключились на английский. "Братья и сестры! - бодро начали вступительную речь, перебивая друг друга, акселераты. - Как вы уже, наверное, знаете, Христос любит вас. Любит с нечеловеческой мощью и ожидает каких-нибудь ответных действий. Вы готовы ассиметрично подтвердить свою любовь? Мы поможем вам!" Сначала мы с моей очаровательной спутницей оторопело переглянулись, а потом синхронно замотали головами: "Нет-нет, большое спасибо, но нам в другую сторону. Мы вокзал ищем" И рванули, оглядываясь и благодаря за оказанную честь, в противоположном направлении. Относительно высокий подпрыгивал, словно на пружинах и махал рукой: "Правильно идете! - разносилось по улице. - Вам именно туда! Христос ждет вас!"

Отсмеявшись, мы завернули в ближайшую подворотню и (конечно же!) наткнулись на церковь. Колокольца наигрывали что-то лиричное из Сибелиуса.

Парк Токоинранта стиснут с трех сторон железной дорогой, заливом и еще одним парком. Через железку перекинут пешеходный мостик.

Ну, как мостик... Мост, конечно - эвон сколько путей надо миновать.

Тут и электричка подоспела. Что удивительно: никто на крыше почему-то не едет. Жители Химок в недоумении.

С моста открывается прекрасный вид на Центральный вокзал. Его-то мы искали по легенде. Нашли.

Каким-то везунчикам удалось прихватить жилье непосредственно в парке. Пусть деревянный домик, зато экологичный.

В Звериной бухте ледяная вода и пронизывающий ветер, но зато там каменистое дно и можно взять на память камешек, омытый финскими водами.

Может показаться, что краски чересчур сгущаются, что бывает в Хельсинки тепло и солнечно. Особенно, наверное, такая позиция характерна для жителей близких к Финляндии регионов. Да, разумеется, "есть у тузов и молодцы сыновья", но погоду делает там не Ра и не Ярило. Слово, которое наиболее точно характеризует Хельсинки - "суровый". Не плюшевый он ни разу, а плотный и жесткий. Наверное, это одна из причин того, что в Финляндии так любят хард рок и хэви метал.

Но парадоксальным образом эта суровость не враждебная, а скорее отеческая. Постоянное ощущение, что здесь тебе пропасть не дадут: поддержат, помогут, наставят. А если кто и убьет, то сделает это не нарочно, а впоследствии обязательно раскается.

Но нет, русские этого не понимают. У русских даже в голове не укладывается, что им может понадобиться помощь (им, великороссам!) какого-то маленького народца - то ли суоми, то ли лапландцев, как их там этих немытых-то?

Идем вдоль ботанического сада. Под каждым кустом и деревом, само собой, стоит табличка с названием растения. Обгоняем маму с дочкой лет 13-ти. Слышу русскую речь:
- Мама, что это за таблички?
- Это названия деревьев.
- Они что, такие тупые, что запомнить не могут?! - с торжеством превосходства восклицает на всю улицу девочка.

И не говорите, что это просто глупая 13-летняя девочка. Она воспитывалась родителями, она воспитывалась школой, она воспитывалась телевизором. Если бы не ее "воспитатели", то мы бы не услышали подобных слов. Эта девочка - всего лишь ретранслятор наших государственных комплексов неполноценности.

В Хельсинки очень много русских туристов (несмотря на спад), они повсюду, они кричат, размахивают руками, свысока цедят "едкие остроты", они мешают отдыхать от России.

Около вокзала их особенно много. Что и не удивительно. А еще там много цыган и похожих на них попрошаек. Ощутите дыхание родины за границей, походите вокруг вокзала.

Нет, в самом деле, прогуляться вокруг вокзала очень интересно: здесь много красивых зданий. Скажем, таких, как Финский национальный театр. Театр, между прочим, старее, чем здание, в котором он размещается. Театр был создан в 1872 году, а это здание Онни Торьянне построил лишь в 1902 году. Опять же - национальный модернизм. Вот только непонятна причина, по которой перед театром усадили не местного Станиславского, а писателя Алексиса Киви. То, что он писал в основном пьесы - еще не повод для подобных почестей (к тому же известен за пределами Финляндии он стал, скорее, благодаря своему роману "Семеро братьев" - первый роман на финском языке, написанный за два года до скоропостижной смерти в возрасте 38 лет). Мало ли кто у нас писал пьесы, например. Вот кого поставили у Большого театра, скажем? На крышу мужика с членом оголенным разместили, а через дорогу драматургично смотрит на здание знаменитый русский режиссер Карл Маркс - вот где торжество разума и воздаяние по заслугам.

По правую руку от театра еще одно здание, имеющее отношение к миру искусств (или, если хотите - шоу): дочерняя компания Fox International Channels. Со вкусом у них все в порядке, здание отхватили - что надо. А вот фильмы показывают только на английском, никакого дубляжа, одни субтитры. Пришлось всем финнам выучить инглиш. Может быть, в России так же сделать, глядишь, жизнь меняться начнет, а?

Сам вокзал по виду напоминает церковь Каллио, не находите? Все тот же стиль модерн. Автор, правда, другой - Элиель Сааринен, но зато год постройки близок: 1914. Разве что башня чуть пониже - всего 48,5 метров. Зато есть часы, а вход...

охраняют каменные истуканы, столь же суровые, как и сам Хельсинки. Сразу на правильную волну приезжих настраивают. Вытесал этих суровых мужиков шведский (понимает толк в финском эпосе) скульптор Эмиль Викстрём. Представьте только, каково ему было бегать с молоточком и долотом вокруг каменных глыб (одна только голова весит около полутора тонн).

Несмотря на всю свою суровость, оттягиваются финны не по-детски. Речь несколько раз пыталась зайти о музыке? Отложим этот разговор на потом. Веселья хватает и без неё. Центр буквально напичкан всеразличными караоке, джаз-ресторанами, пивными барами (финны очень любят пиво) и ночными клубами. Уровень свобод и разгулья можно оценить хотя бы по названиям: ночной клуб "Ватикан"! Ватикан, дамы и господа! С крестами, как и положено. Представьте себе московский ночной клуб "Троице-Сергиева лавра" или стриптиз-бар "Храм Христа Спасителя". Представили? Странно, почему это у вас не получилось...

Кто-то идет в ночные клубы, а кто-то возвращается к разъезжающимся кроватям.

До следующего утра!

9 МАЯ - ЭТО SEXDATE!

Колбаски, сосиски, фасоль, фрикадельки, омлет, каша, слоеное тесто с рисом и чем-то еще, селедочка маринованная, рыбка в томатном соусе, рыба слабосоленая, овощи, йогурты, мюсли, джемы, фрукты, арбуз, кофе, чай, морс, молоко, круассаны, булочки, вафли... И только два сорта сыра??? И один из них - полутвердый - не самый лучший из сыров (с ним могут поспорить даже отечественные сырные отходы в лучшем своем проявлении)! Какая дисгармония. Завтрак в отеле не удался.

Хельсинкское утро встречает прохладой, которую в нормальных странах называют холодом, серыми облаками и свежим (в книгах пишут - пронизывающим) ветром. Ветер гоняет по асфальту... В общем-то, утром балтийскому ветру гонять по асфальту в Хельсинки совершенно нечего. Даже свидетельство финской ностальгии крепко примотано к строительным лесам на краю тротуара, и не по зубам порывам холодного воздуха.

В такую погоду... Финский хозяин, однако, свою собаку выгоняет без зазрения совести. Это же не просто Европа, а Северная. Впрочем, Европа - Европой, а примечательный знак на стене дома подсказывает, что здесь с собачниками тоже не все гладко.

Этим утром Хельсинки решил продемонстрировать еще одну церковь. И снова - Rock Church. "На этот раз уже точно рок-церковь", - подумает иной меломан. И во второй раз испытает разочарование: на этот раз не церковь Скала, а Церковь в скале. Не Каллио, а Темппелиаукио (Господи, почему ты допустил это иезуитское повторение гласных?!).

Снаружи церковь похожа на бункер. Но на самом деле всё не так сурово, как кажется. Хотя поначалу...

Идею подобного сооружения местное население и высшие круги архитектурной элиты приняли в штыки. Христиане и вовсе плевались: "Антидьявольский бункер". Но ведь ничего обидного, если разобраться, в этом нет: в самом деле, на бункер похоже. Кто-то считал проект слишком уродливым, кто-то - слишком дорогим. Неуемные радикалы рискуя собственными средствами расписывали стены будущей церкви, а однажды и вовсе ударились в концептуализм и одиннадцать раз написали слово "BIAFRA" (вот, наверное, Эрик Рид Буше порадовался, когда узнал про соратников). Почему именно одиннадцать, активисты вскоре забыли. Через какое-то время большинство местных жителей забыли и про свое недовольство. Строительство сооружения обошлось в сумму меньше, чем 4 миллиона марок (что по тем временам равнялось примерно строительству среднего здания для школы), а необычный дизайн пригляделся своей органичностью и гармоничностью с окружающим ландшафтом.

Только толстолобые мужи из музея архитектуры упрямо не признавали право на жизнь этой кастрюльки с медной крышкой, отведя Темппелиаукио лишь в 1999 году малюсенькое место для экспозиции в своих священных стенах. Лиха беда начало! Церковь пользовалась таким спросом у иностранных туристов (в год ее посещают около полумиллиона человек), что через четыре года, когда музею понадобилось принять участие в международной выставке с композицией "Священное пространство", руководители этого принципиального заведения отвели церкви в скале одно из главных мест, назвав её одной из важнейших церквей страны. И всего-то надо было - отправиться за границу. Тут уже архитектурников было не остановить ("Это мы, мы первые поняли всю красоту и ценность замысла!"), и в 2004-м году они выступили с инициативой провозгласить Темппелиаукио охраняемым памятником архитектуры, что и было сделано, так как, кроме музея, много лет как никто не морщил нос в сторону новомодной церкви.

А началось дело в далеком 1906 году, когда по утвержденному плану застройки района Эту-Тёёлё (где вы, противники этого мелкого гаденыша с двумя точками??) место было отведено под строительство церкви. Но план планом, а только было руки зачесались, как случилась Первая мировая. Вернулись к скалистому месту посреди микрорайона только в 1932-м. То ли в те кризисные годы думали больше о хлебе насущном, нежели о духовном, то ли попросту на тот момент в Суоми с гениями была напряженка, но так или иначе, а победителя в конкурсе названо не было. Хотя был среди участников один хитрый жук по имени Паули Бломстедт, который предложил проект с церковью прямо в скале, на него никто не обратил внимание. В 1936 году, выждав приличествующую важным делам паузу (а заодно и смерть Бломстедта, состоявшуюся в 1935-м), комиссия закрутила новый конкурс. И даже выявила победителя. Больше того, даже приступили к строительству. Но тут-то - бац! - снова воевать. Зимняя и Вторая мировая войны начисто отбили желание финансировать строительство какой-то там районной церквушки. Начавшееся строительство было растащено по дачам и дворам.

Третий конкурс объявили через несколько лет после войны, но основательно, не торопясь, чисто по-фински завершили его только в 1961 году. Победу одержали братья Суомалайнены - Тимо и Туомо. Братья родились (и в срочном порядке вовремя умотали) на острове Суурсаари, отжатом по итогам Зимней войны Советским союзом (ах, простите, возвращенном). Остров был скалист, и братья знали, что делать с этим проклятущим камнем: они просто взорвали скалу и накрыли образовавшийся котел медной выпуклой крышкой. Суп... ой, простите, церковь готова.

Вот вы смеетесь - крышка крышкой, а диаметр у неё, на минуточку, 24 метра. На это медное пиршество ушло около 22 километров медной проволоки, что составило основную часть расходов при строительстве. Кому-то придет в голову поинтересоваться, почему камни с вершины стены не падают внутрь под давлением крыши. Успокойтесь, они стянуты стальными хомутами и вообще не несут на себе тяжесть медного колпака.

Как неожиданно выяснилось, помещение отличается знатной акустикой. Это было неожиданностью для всех, кроме братьев Туомо и Тимо, которые предварительно вызнали в подробностях все тонкости акустик лучших концертных залов мира и работали с пониманием, чего желательно достичь. У братьев получилось! Зал Темппелиаукио по акустическим свойствам называется среди ведущих концертных залов Финляндии. А после того, как сюда встроили еще и один из лучших органов, очереди на органные концерты стали выстраиваться с вечера. Вам может крупно повезти, если попадете днем на репетицию: вовсе бесплатно весь репертуарчик заслушаете. Если же не повезет, то можете взять песенник с полочки (тут этих песенников - сотня, наверное) и самостоятельно намурлыкать под нос что-нибудь финско-лютеранское. Пожалуй, "Kirkon virka, vihkimys - ja siunaustoimitukset" должна хорошо пойти.

Благодарный слушатель всегда найдется. Впрочем, на мягких диванчиках церкви можно с удовольствием посидеть и в абсолютной тишине (возможно, не только посидеть, но постарайтесь по возможности не пробовать), которую, конечно, вам испоганят стайки всепроникающих китайцев. И даже в том случае, когда вдруг между группами китайских туристов возникнет "окно", тишину обязательно нарушит какой-нибудь русский "соловей".

Да, на всякий случай: не пытайтесь искать колокольню, её тут нет, как и колоколов. Колокольный звон в Темппелиаукио - голимая "фанера". С дизайном центрального места церкви привычные проблемы - слабо с фантазией: все те же цветы, тот же крест, те же четыре свечки. Хорошо, хорошо, крест здесь отличается оригинальностью и брутальной роковостью, но все равно - крест.

Перед церковью разбит небольшой сквер, в котором стоят скамейки для убежденных туристов-атеистов, дожидающихся своих любопытных жён. Проездом через Россию.

Но самое интересное, конечно, сзади церкви.

И это интересное - не наступающая весна, а неотступившая скала. По ней можно взойти на церковь (или правильно - совершить восхождение?).

Находясь почти на вершине церкви понимаешь, что Тимо и Туомо знали толк в камушках. Красота же...

Здесь даже лужи кажутся озерами.

И вот именно сейчас, поднявшись на скалу, начинаешь радоваться весне.

А под скалой играют дети. Детские площадки Хельсинки достойны короткого, но обязательного слова. Потому что - де-ети. Площадки для малышей обустроены в каждом микрорайоне и достаточно посмотреть на одну, чтобы получить представление об остальных. Во-первых, на детских площадках покрытие мягкое. Есть, конечно, углы и кирпичные полосы, но никакого асфальта (радует, что в Москве тоже стали устилать площадки резиновой крошкой - взрослым стало комфортнее там пить пиво и "ягуар"). Во-вторых, площадка в обязательном порядке огорожена достаточно высоким забором, чтобы ребенок не смог случайно вывалиться на проезжую часть по недосмотру родителей. В-третьих, и это самое приятное, на каждой из площадок присутствует волшебный ящик. А в этом ящике - игрушки. Разумеется, что уже к середине дня ящик становится пустым, а игрушки равномерно распределяются по всей территории, но вечером придут специальные дяди и тёти и сложат всё обратно. Даже не знаю, советовать ли в российских городах перенимать этот опыт...

Вернемся к еде. Продуктовые магазины в Хельсинки по скандинавским меркам не дорогие, поэтому без зазрения совести сюда катят на пароме из той же Швеции, например, за растворимым кофе. Особенно популярен "Нескафе Культа" (аналог "Нескафе Голд", только финский, как утверждают знатоки, вкуснее), 200-граммовая пачка которого стоит 7 евро (6.99, если точнее, что в переводе по майскому курсу составляло около 410 рублей). Но это ладно, кофе - он и в Африке "нескафе", а вот сыр...

Рекламная пауза. Как праздновали девятое мая в России? В Финляндии это совершенно другой день. Обычный день без войны для свободных людей. Иногда посмотришь на афиши, а уровень свобод аж зашкаливает. Зато весело и по-доброму.

Не пытайтесь в Хельсинки питаться стандартными сортами сыров вроде эдамера (хоть он и стоит всего 4.5 евро или примерно 270 рублей за кило) или эмменталя. Они там нормальные, на порядок лучше российского сырошлака, но и ровно во столько же раз хуже голландских, швейцарских и французских. Перекусить - сгодится, получить удовольствие - вряд ли. Ваша цель, гурманы: лапландский сыр Leipäjuusto Brödost. Выглядит он непривлекательно, вроде подгорелой лепешки, которая к тому же еще и в чем-то мокром и склизком, да и стоит не очень дешево - 10 евро (т.е. порядка 590 рублей за килограмм), но оно того стоит. Во-первых, лапландский сыр - музыкальный. Нет, конечно, не в том смысле, что горох, этот сыр - скрипичный. Потому что он при еде скрипит! Англичане его так и зовут: Finnish squeaky cheese. Финны же кличут свой сыр то "хлебным сыром", то "сырным хлебом". Бедняки варганили такие лепешки и брали с собой на охоту или рыбалку. Сейчас, правда, бедняки охоте на дичь в суровых лесах предпочитают охоту на наличные возле Центрального вокзала. И почему-то не очень похожи на блондинистых финнов.

У лапландского сыра есть не только звуки, но еще и вкус. В первый момент он кажется похожим на адыгейский - какой-то безвкусный, точнее, со слабовыраженным вкусом, без резких запахов и остроты. Не торопитесь, пожуйте этот первый кусочек, тормозните по-фински. И тут вас настигнет вторая волна вкусовых ощущений, глубокий, сочный аромат топленого молока и послевкусие из букета трав. Финские коровы не зря старались, выжимая из себя жирные струи, сыроделы не зря пыхтели, выкатывая лепешки, даже козы помогли, чем могли, а если не козы, то и вовсе оленихи. И вот уже не кусочек сыра во рту, а унты на ногах, на голове смешная шапка, и вы чешете по скрипучему свежему снегу куда-то мимо заснеженных елей. Это Лапландия, матрешка, жуй лепешку. И тогда будешь такой же плотносбитой и крепкой, как настоящая уроженка Финляндии.

Почти наверняка эта спортивная домохозяйка везет в своей сумке лепешку сырного хлеба. Или на худой конец - хлебного сыра.

В Хельсинки очень мало полиции. С трудом можно высмотреть классическую бело-синюю "буханку". Но разговор о работе полиции еще предстоит, поэтому оставим их пока, пусть себе работают.

А нам на пристань, что находится прямо на Рыночной площади. Кораблик отправляется через пять минут. И да, не забывайте покупать билет сразу туда и обратно, сэкономите. Путь к памятнику архитектуры, охраняемому ЮНЕСКО, пролегает мимо островов. А на них кто-то еще умудряется жить, хо-хо.

И красиво живет, надо признать.

Сходим на пристань, оборачиваемся. Хельсинки вот он, совсем рядом, но позади. А впереди... следующая часть.

О СЛОЖНОСТЯХ НАИМЕНОВАНИЯ

Суоменлинна. Нет, даже не так: Свеаборг! Или... Стоп, в первую очередь давайте разберемся с названиями. Как только русский турист начинает выяснять, что можно посетить в Хельсинки, любой сельский путеводитель или спившийся экскурсовод выдаст на гора грозное слово "Свеаборг". Дальше все уже зависит от фантазии автора и от его желания удержать внимание начинающего туриста. Что же такое этот Свеаборг и Свеаборг ли вообще? Для этого придется слегка копнуть историю, сняв дерн экскурсоводческого волюнтаризма.

Не возбраняется одновременно засунуть нос внутрь.

Когда в XVIII веке шведы начали терпеть от России одно поражение за другим, доказывая на практике, сколь значимо для них отсутствие Ибрагимовича, то постепенно амбиции скандинавов стали худеть, бледнеть, и в результате пришло понимание: "Пора бы уже и о душе подумать". Территории коса за косой, остров за островом переходили к Российской империи. А тут еще вероломные финны свой язык придумали и стали корчить из себя самостоятельный народ, право имеющий. В общем, стало уже не до аннексий и референдумов на чужих территориях, пришло время заботиться о сохранности собственных земель.

Русские в таких ситуациях начинают бегать, взмахивать руками и приходят к единственному выводу: "Молиться надо". И немедленно строят новую церковь. Что, кстати, и сделали на территории крепости, о которой сейчас пойдет речь. Но как это в мире заведено: церковь служит богу, а прислуживает власти, поэтому хозяев меняет без угрызений совести. Была раньше православной, теперь - лютеранская. А какая разница, в самом деле? Зато в ограде по-прежнему русские пушки торчат, напоминая, чем сильно православие и намекая, что, мол, дайте срок, мы и у вас референдум проведем. И что очень важно: место святое, намоленное: до церкви на этом месте стоял кабак того самого пивовара Николая Синебрюхова, о котором упоминалось в одной из предыдущих частей. Кабаку пришлось подвинуться и поделиться святостью.

Шведы, однако, молиться не стали, а решили укреплять глубинку на предмет труда и обороны от потенциальной агрессии русского медведя. И в 1747 году (после того, как в 1743 снова получили от русских по соплям) приняли решение модернизировать границу и выстроить в Гельсингфорсе (это они так по-свойски, по-шведски Хельсинки обзывали) оборонительную морскую базу. Через год был заложен первый камень, в честь чего был дан званый пир и устроен военный турнир. Камней на островах предполагаемой военной базы было много, но после трудов ратных и застольных рука высоко не поднималась, поэтому крепость получилась низенькой.

Поначалу строительство финансировали французы, т.к. в ту пору у них случился с Россией период открытой нелюбви. Впрочем, франко-русская неприязнь довольно быстро миновала открытую стадию, и доделывать свою фортификацию шведам пришлось самостоятельно. Настолько самостоятельно, что на все это развлечение у Стокгольма ушло 90 бочек золота. Если бочка - 200 литров, а плотность золота округлим до 19 г/куб.см, то вес потраченного золота составит 342 тонны. При нынешней цене золота 1934 рубля за грамм общий бюджет составляет около 670 миллиардов рублей. А если еще проиндексировать цены, которые бытовали в середине восемнадцатого века... За эти деньги даже в современной России едросы спокойно могут трансформаторную будку в Сокольниках возвести. А что шведы там построили? Куда средства растратили? Теперь ясно, кто нас плохому научил. С тех пор в Гельсингфорсе такими наглыми остались только чайки...

Все эти арифметические расчеты никак не приближают к названию твердыни. А называли ее, похоже, сразу после тех турниров и обедов, что были посвящены первому камню. Мозги замерли в предчувствии неминуемой головной боли, и на логичный вопрос "как назовем?" был дан логичный ответ: "Шведская крепость". Разве кто-нибудь обвинит людей в отсутствии фантазии при таких обстоятельствах? "Шведская крепость" в устах шведа прозвучала примерно так: Свеаборг. В устах пьяного финна, сражающегося с чаркой за свою национальную идентификацию, "Шведская крепость" приобретала романтический налет: Виапори. В таком лексическом состоянии свежевыстроенная крепость (официально строительство было завершено в 1772 году) и просуществовала 60 лет от момента заложения первого булыжника.

Небольшое предупреждение. Крепость расположена на восьми островах, из которых пять соединены друг с другом. Если вам взбредет в голову ходить не по туристическому маршруту (карта островов выдается сразу по приплытию в инфоцентре), то есть немаленький шанс попасть на закрытую территорию, где располагаются военные моряки и находится настоящая тюрьма. И вот тогда, если в гарнизоне нет родственников, если у вас недостаточный чин финской армии, на худой конец, если у вас нет пропурки,.. Не ходите туда, не надо.

Шесть десятилетий доблестный гарнизон Свеаборга занимался многочисленными общественно полезными делами: разводил домашних животных, стирал белье, рыбачил, готовил, шил, молился, напивался, в общем, наслаждался многообразием форм жизнедеятельности. Не занимался гарнизон только одним: он ни от кого ничто не защищал. И когда в 1808 году под низкие стены крепости подплыли не очень высокие русские корабли, шведы спокойно и деловито сдали морскую базу без единого выстрела. Так Свеаборг стал русским. Тут надо заметить, что за следующие 110 лет Свеаборг набрал не слишком великий боевой опыт: 48 часов артиллерийской перестрелки с англо-французской флотилией (да-да, французы - опять), за время которой в 12-тысячном составе гарнизона расстались с жизнью 49 человек. Подсчитав, что при такой скорости уничтожения им потребуется бомбардировать Свеаборг еще более 32 лет, англичане-французы развернулись и поплыли домой. Оно и понятно: какая жена будет дожидаться мужа 32 года? Да они бы на кораблях за это время сами перемерли по естественным причинам. Всё, на этом боевой опыт неприступной цитадели закончен. За все время ее существования, никто не смог взять Свеаборг штурмом.

Русские долго чесали репу, пытаясь придумать какое-нибудь героическое название, но отсутствие этого самого героического прошлого и настоящего изрядно мешало. В результате отчаявшиеся летописцы плюнули и махнули рукой. Так Свеаборг и остался для всех Свеаборгом. Для всех, кроме затаивших коварство финнов. Вымолив у добросердечного Александра Второго для финского языка статус официального (наравне со шведским), они стали в полный голос называть Свеаборг "Наша Виапори". Русские смотрели на это со смехом, но не поправляли. Да и забот хватало: зачем-то после Крымской войны было решено расширить и усилить укрепления Свеаборга. С какой целью? Наверное, этого не знал никто, кроме выделявших на эти масштабные работы средства из государственной казны. Надо сказать, что строительные работы длились вплоть до 1917 года, до самой Октябрьской революции. Потом к власти пришли большевики и проект прикрыли. Да и вовсе в декабре предоставили Финляндии суверенитет, которым та не преминула воспользоваться и в 1918 году швырнула шведам в лицо: Суоменлинна (т.е. по-фински - Финская крепость). Именно так теперь и называется этот памятник военной архитектуры, взятый ЮНЕСКО под свою защиту. Повторите еще раз и запомните: Суоменлинна. А Свеаборгом крепость до сих пор зовут лишь шведы, уподобившиеся тем древним финнам, которые упрямо цедили сквозь зубы: "Виапори". Впрочем, финны великодушны и не стесняются писать двойное название "Суоменлинна-Свеаборг". Как знать, под каким именем будет существовать крепость лет через сто...

Кроме церкви Суоменлинна содержит семь музеев, которые работают в летний сезон. Безусловно, голодными вас там тоже не оставят. Но все это, пожалуй, не является главной причиной, по которой надо бежать на Рыночную площадь и прыгать в утлый кораблик. Даже подводная лодка "Весикко" не может быть такой причиной.

Даже чистое небо (если вам сказочно повезет) - это не повод.

Тишина, уединение, чувство близости грубой природы, возможность поразмышлять, выплакаться, принять решение, отказаться от только что принятого решения - вот главное, что может подарить Суоменлинна. Местные жители редки и неназойливы, здания невысоки, постройки просты и подчас неказисты. Груз городского шума, суета деловой жизни, проблемы семьи и быта растворяются в холодной воде.

Здесь можно остаться один на один с собой. Например,.. тьфу ты, елки-палки, опять китайцы.

Вооружение Суоменлинна остается ровно в том состоянии, в котором его оставили большевики в 17-м.

Пушек здесь много, в том числе и очень крупных.

Кроме того, что основной маяк установлен на церкви, каждый мелкий камушек имеет свой персональный маячок.

Город совсем недалеко. Кажется, что по теплой воде это расстояние можно преодолеть вплавь. Только бывает ли здесь вода теплой?

При желании можно поиграть в войнушку, забравшись на орудийную площадку и вообразив себя бомбардиром.

На острове Кустаанмиекка (в русской версии - Артиллерийский) есть даже собственное пресное озеро на случай длительной осады. Только вот с чего кто-то решил, что возможна длительная осада?

Довольно скоро приходит понимание, что особого разнообразия искать в Суоменлинна не приходится.

И тогда начинаешь получать удовольствие от того немногого, что здесь есть:

высматриваешь через оконца форта вражеские корабли,

деловито прогуливаешься под защитой крепостных валов,

забираешься в артиллерийские казематы,

наблюдаешь, как играют (и отжимаются после каждого пропущенного мяча) в футбол солдаты гарнизона, просто дышишь свежим воздухом на природе.

Разве что надо еще обязательно посмотреть на могилу создателя Суоменлинна, о котором в исторических перипетиях с названием несправедливо умолчали. Само собой, в создании крепости принимал участие архитектор (упомянем и его - некий Тунберг), но настоящим творцом и родителем тогда еще безымянной крепости был молодой, но талантливый человек, фортификатор лейтенант Августин Эренсверд. Могила достойна сего доблестного мужа.

Король Густав III упоминается на могиле в контексте того, что оценил в полной мере заслуги Августина перед страной. Ну а куда ж без короля?

Что же касается непосредственно архитектуры, то она здесь проста и по-военному немногословна. Стоит ли приезжать в Суоменлинна, каждый для себя решает самостоятельно (надо понимать, что часом не отделаешься).

Пора бы уже вернуться в Хельсинки: паром под парами, да и соборы застоялись.

ЧТО ХУЖЕ: СОБАКОЛОШАДЬ, СВАСТИКА ИЛИ ЗВЕЗДА?

Где же еще встретить соотечественников, как не возле плошки дармового супа? Мы же - русские, мы за бумажный стакан бесплатной каши соседу кадык вырвем на празднике, если он без очереди влезть удумает. А что до того, как мы сами на этом месте оказались, так ведь сноровка - это достоинство русской ментальности, а не преступление.

Если по правде, то я мечтал попробовать на Рыночной площади цветисто расхваленные в интернет-статьях бутерброды со свежей рыбой. Бутербродов со свежей не оказалось, но были какие-то страшно вредные, но не менее ужасно симпатичные (и наверняка столь же кошмарно вкусные) бутерброды с жареной семгой. Не знаю, как отнесся бы к такому ядерному удару мой живот, потому что любимая решила не превращать меня в объект экспериментов и потащила к соседней палатке, где завлекали акцией по доступным ценам: всего за семь евро выдавалась порция ароматного рыбного супа (про уху финны ничего не знают), два куска хлеба и стакан растворимого кофе ("Культа", конечно, а какой же еще). Здрасьте, соотечественники!

За соседним столиком трескало супчик семейство. Глава гордо озирал презренных чухонцев с чувством сытого превосходства и то и дело поправлял свою кожаную сумочку с каким-то пидорским бантиком из "егорьевской" ленточки. Сумочку отважный россиянин поставил на центр стола и, видимо, считал её чем-то вроде незанятой высоты на вражеской территории. Вызов в его глазах постепенно затухал по мере того, как приходило понимание, что на него никто, ровным счетом никто не обращает внимание. Он, ошибался, по крайнией мере один человек смотрел внимательно, прихлебывая действительно вкусный суп. Я даже пытался слушать, что же обсуждают вернувшиеся из Суоменлинна русские туристы - грешен. Ни слова о Финляндии услышать не удалось, а какие-то семейные взаимоотношения и предстоящие покупки меня никак не интересовали. Пока, соотечественники!

Неторопливо переваливаясь с одной ноги на другую, мы топали по единственной (зато широкой!) дорожке парка Эспланады, а я все думал, почему так получается, что мужчины превращают ржаво-черные ленты в педерастические аксессуары, а женщины... Никто из вас не замечал, что чем больше у дамы зад, тем выше вероятность того, что вы увидите на ее сумке "егорьевскую" ленту? Впрочем, Эспланады умеет отвлечь мысли и от задов, и от ленточек, и от соотечественников. Особенно в преддверии...

книжного рая. Академический книжный магазин Stockmann вызывает трепет. Во-первых, он очень большой: три этажа плюс один этаж подвальный, который отдан в основном под канцтовары и учебную литературу. Во-вторых, современный интерьер магазина (проект известного финского архитектора Альвара Аалто) позволяет увидеть чуть ли не весь магазин разом, охватить взглядом всё внутреннее пространство книжного царства (за исключением туалетов и залов, уходящих вглубь). В-третьих, очень много света: стеклянные фрагменты крыши позволяют дневному свету беспрепятственно проникать внутрь и отражаться от белого мрамора. Просторно, светло, свободно - чем не храм? Даже лучше: в церквях нет туалетов! Заходить в Академкнигу можно с сумками, рюкзаками, чемоданами, никто не остановит. Наоборот, спросят, можно ли чем-нибудь помочь. Книги не только на финском: основная часть иноязычных - шведский и английский. Книг о музыке - километр (я загадывал исполнителя, а потом шел, разыскивая книги о нем, не нашел только про АЛИСУ). Сколько можно провести времени в таком магазине? Через три часа наверняка получится догадаться: очень много.

Интересен раздел книг о политике. Вопросы двух родственных политических систем - фашизма и коммунизма - весьма волнуют финнов, книги на эту тему выпускаются регулярно и пользуются пусть не массовым, но постоянным спросом. Вот только при разговоре с финном не надо путать фашистов и горячо любимого Маннергейма. В общем, не надо грязи, ребята.

Что удивительно: никто книги со свастиками не изымает и скандалов по этому поводу не закатывает. Как будто антифашистское содержание книги может спасти незрелое сознание тинейджера от заразы античеловеческой идеологии. Наивные. Кому интересно содержание? А уж если сюда еще добавляется и женское начало, то берегись, Гейропа, скоро тебе точно кирдык, спасать придется от черно-коричневой чумы.

Рядом с книжным засели голландцы и тихонько посмеиваются над проблемами символов: нам бы ваши заботы. Но геи геями, а во вкусе голландцам не откажешь: хорошее здание отхватили.

Еще одно примечательное здание - очередная лютеранская церковь, имеющая несколько названий, но наиболее известное - церковь св. Иоханнеса, хотя для нас привычнее говорить церковь святого Иоанна. И вот здесь русские логичнее: какой такой Иоханнес и достоин ли он церкви - еще разобраться надо, а вот Иоанн Креститель - парень свой, деятель заслуженный, сомневаться не приходится.

Надо признать, что у шведа Адольфа Эмиля Меландера получилось создать вполне привлекательного представителя неоготики. Для 1893 года это было настолько "нео-", что церковь поначалу так и назвали: Uusi kirkko, т.е. Новая церковь. Но через несколько лет она уже не стала казаться настолько новой и как-то само собой церковь оказалась переименованной. Вот так всегда бывает: сначала переименовывают, потом привыкают, потом находят очередную сказочку, убедительно доказывающую верность переименования. В случае церкви св. Иоанна сказка была о том, что церковь была построена на том самом холме, где в день летнего солнцестояния жгли костры. Логично, чего уж там. Любому понятно, что костры в Хельсинки жгли только на одном холме. Да и связь Иоанна Крестителя с кострами вполне очевидна. Жаль, что никто не догадался в связи с этим назвать церковь именем Джордано Бруно, вот у католического Рима кадило бы рвануло.

Церковь действительно стоит на холме и действительно красиво смотрится на фоне синевы (в редкие дни) холодного финского неба, устремляя к нему две 74-метровые башни.

К слову сказать, это самая крупная каменная церковь Финляндии. Ее человекоизмещение - 2600 прихожан. А вот фонарики перед церковью ведьмовские, никуда не деться.

Впрочем, на фоне кирпичной кладки даже они смотрятся вполне смиренно.

Напротив церкви самый обыкновенный жилой дом. Вон, внизу видно продовольственный магазин. И вот тут непонятно кто на кого любуется: дом на церковь или неоготическая церковь на самый обыкновенный жилой дом.

Дома - это дома, а забывать о картинах никак нельзя. Картины требуют времени, а добрые, но бессердечные контролеры алчут билетов. В общем, перед походом в еще две части Художественной галереи - Атенеум и Киасма - запаситесь временем и деньгами. Конечно, может повезти и обломится бесплатный вход (как это случилось у нас с Синебрюховым), но особенно рассчитывать на это не стоит. Значит время: все зависит от вашей шустрости, конечно, но часа по три на классическое искусство и искусство современное отрядить, пожалуй, придется, т.е. один день полностью (открытие в 10-00, закрытие в 18-00). Денег нужно не так чтобы много - двенадцать евро (т.е. около 700 рублей) на нос. И еще от 0.5 до 2 евро монетой для камеры хранения (не забывайте забрать брошенные монетки). Заправившись временем и деньгами можно начинать.

В Атенеуме на картины отводится не так уж и много места: теоретически два этажа, но если идет ремонт, то экспозиция ужимается до одного этажа. Второй этаж принадлежит выставкам, и постоянная экспозиция только с сожалением сглатывает слюну.

Что там висит? В основном - финские мастера, разбавленные зарубежными знаменитостями. Надо признать, что иногда финны производят не меньшее впечатление. Так поначалу глаз цепляется за "Сироту" (1895) Альберта Гебхарда (1869-1937). Альберт был не только известным художником, но и беспощадным карикатуристом. Эти две изобразительные ипостаси, похоже, вели в нем борьбу всю жизнь. Но результат зачастую того стоил.

Отвал глазных яблок! Это Поль Гоген с эпичным полотном "Пейзаж со свиньей и лошадью" (1903). Совершенно неожиданно для зрителя явлено различие между лошадью и свиньей. Их действительно можно отличить друг от друга! Это вам не привычные гогеновские собаколошади с трудноидентифицируемой разницей между головой и хвостом (или тем местом, где должен быть хвост). Возможно, мастер просто устал, ведь эта картина либо одна из последних, либо вообще последняя в его жизни. Но колор, безусловно, все так же ласкает глаз своим жизнерадостным идиотизмом. Гоген жив!

А вот Марк Шагал врезал мощным "Игроком на мандолине" (1914). Фотография, увы, бессильна перед точным воспроизведением шедевров живописи, но представление получить можно. Заряд бодрости и оптимизма - тоже.

Илья Репин для финнов - практически свой, родной художник. Как никак жил вторую половину жизни Репин в Финляндии и благоразумно переезжать после заварушки в 1917-м обратно в Россию (ставшую советской) не решился: прожил до 1930 года в спокойствии и благости. В Атенеуме великий русский (и отчасти - финский) живописец представлен счастливым периодом в его жизни, когда рядом была страстная и желанная любовница: "Двойной портрет Наталии Нордманн и Ильи Репина" (1914).

Но абсолютным победителем постоянной экспозиции является, без сомнений, концептуальный комикс в деревянном окладе по мотивам Калевалы. Аксели Вальдемар Галлен-Каллела (в первой части фамилии ударение на последний слог, во второй - на первый) художник, конечно, финский, но шведского происхождения. Человек интересной судьбы, Аксели переиначил свою фамилию на финский манер, но от родной не отказался, сделав фамилию двойной. Начал путаться с коммунистами, подцепил идеологическую заразу большевизма, рисовал Горького, но в 1918 году служил уже под командованием Маннергейма, став чуть позже его адъютантом. Работал над дизайном штык-ножа и защищал от нападок знакомого молодого художника, которого люди (конечно же, лживые и завистливые) обвиняли в связях с коммунистами. И все это время воспевал мифы Калевалы, превратив национальное творчество в модную и востребованную тему. Первой работой в этом направлении стала эротико-патриотичная драма "Легенда об Айно" (1891).

На втором этаже в Атенеуме давали ба-альшую выставку фотографий классика финского фотоискусства Исмо Хёльттё. Если говорить даже по хельсинкскому счету, то Исмо - товарищ преимущественно скучный, шлепающий портреты напряженных (словно бы он свои модели по пол дня в туалет не отпускал) и не очень красивых людей. Черно-белый инквизитор. Но есть отдельные проблески, ради которых имело смысл побродить от картинки к картинке. Вот только фотографировать там строжайше запрещено. Оно и понятно: вдруг какой злодей переснимет сельского паренька, лет 50 назад ходившего кочетом по околотку, да и продаст снимочек в "Time" или "Esquire", а с Исмой, знамо дело, не поделится. Это же такой урон мировому фотоискусству будет. В общем, я - за Исмо, пусть он и унылый, как финские народные песни. С примерным репертуаром сельчан нас познакомила в соседнем кафе не очень трезвая Надейно Баабкинайнен. Громко и медленно дамочка выпевала странные слова. И было в них столько тоски и уныния, что захотелось в прорубь.

Но мы пошли в Киасму. Это по соседству с Маннергеймом. Спасибо, дети, вы вернули веру в то, что жизнь - клёвая штукенция. Осталась последняя часть, которая ожидается бескомпромиссной.

О СООТЕЧЕСТВЕННИКАХ С ЛЮБОВЬЮ И О ЛЮБВИ С ЧЛЕНОМ В БОКАЛЕ

Прежде чем нырнуть в Киасму, реабилитируем, хотя бы частично, наших соотечественников, которые нет-нет, да и встречаются в Европе (а в Финляндии - особенно часто).

Где поесть в Хельсинки, чтобы не было мучительно больно за бесцельно потраченные евро, чтобы не жег позор за ту неполненькую и мелкую тарелку, чтобы, уезжая, смог сказать: все деньги были отданы самому прекрасному в хельсинке? Вариант, который работает в центральной Европе, не подводит и здесь: кебабная! Заходите в первую встречную кебабную (их не так мало, долго искать не придется) и за 9 евро (примерно 530 рублей) берете на двоих одну (т.е. не две!) порцию кебаба - это на щите капитана Америки порубленная туша Левиафана, скрытая овощами (теми самыми, от которых отказалась РФ, причем всеми за один присест) и особым сметанным соусом. Можете еще за 4.60 добавить пару чашек кофе (не растворимого и по-вражески вкусного). О другом варианте бюджетного питания чуть ниже, а пока, как и обещано, о соотечественниках.

Кстати, несложно заметить, что Киасма расположена бок о бок с небольшим прудиком, в который то и дело норовят нырнуть блондинистые детки.

Несколько минут я тщетно пытался разобраться в пантеоне сдвоенных гласных, которым представляется финское меню для любого иностранца. Вот так всматриваешься в эти "-аа-" или "-оо-" и думаешь, что если их сократить, то увидишь что-то похожее на "пеппер", но реальность предлагает лишь одно знакомое слово: "салати". Можно было бы уцепиться за него, но есть проблемка: это слово входит в состав абсолютно любого блюда кебабной. Так я и пыхтел, ковыряясь в "juusto", пока не услышал за спиной мужской голос, выдавший на чистом русском (Как же иногда хочется в таких случаях назвать его литературным! Язык, свободный от конструкций "ну, чё, ващета наэрна тащемта пажизни крутяк безбэ" становится для нас исключением, а правильно написать слово "становится" уже становица задачкой среднего уровня сложности.): "Вам помочь прочитать меню?" Ура, соотечественник! Да не просто, а знающий финский язык. С благодарностью гляжу на нежданного спасителя и киваю головой, мыча нечто среднее между "ага" и "кюлля", одновременно панически вспоминаю русские слова. Мужчина лет 30-35 оказался родом из Эстонии. Сейчас живет и работает в Финляндии. На вопрос о том, как долго ему пришлось учить финский, скромно отвечает, что финский и эстонский очень похожи, а русский - его родной. С меню разобрались быстро. Как здорово встретить на чужбине соотечественника!

А прудик возле Киасмы не только детям нравится.

Если вас не прельщает кебабная, то есть второй способ бюджетно утолить голод. Для этого надо пойти в магазин. Ой, только вот не надо сразу же бежать к полкам с колбасой, сыром и булками, потому что питаться надо гармонично и разнообразно, а не набивать живот бутербродами. В крупных хельсинкских магазинах есть что-то вроде универсальной раздаточной, на которой стоят поддоны со вкуснятинкой от салатов до приготовленных блюд из птицы, рыбы и мяса. Эти разносолы аккуратно загружаются в картонные вёдра, а потом пробиваются на кассе по взятому весу. Полкило обойдется меньше 5 евро (около 300 рублей), а вопрос пропитания будет закрыт на время, достаточное для того, чтобы в этот день его более не открывать. Кстати, на кассах ищите кассирш, говорящих по-русски (это совсем не редкость в Хельсинки - многие приезжают сюда работать из угасающей России): не только помогут и подскажут, но еще и с радостью поделятся маленькими хитростями. Как же хорошо встретить соотечественника на басурманском Западе. Но чаще, конечно, в Хельсинки получается встречать блондинок. Анекдоты на эту тему в Финляндии не пользуются популярностью.

Традиционная картинка для европейского города - велопарковка. Хельсинки не является исключением.

Итак, Киасма. Здание обращает на себя внимание оригинальностью по сравнению с большинством современных зданий весьма стандартного вида. Когда смотришь на здание со стороны, то первое, что хочется сделать - проверить, не завален ли горизонт. Эту лихую кривость зданию придал американский архитектор Стивен Холл, чересчур увлекшийся философией и в первую очередь феноменологией француза Мориса Мерло-Понти. Не обошлось и без философии времени Анри Бергсона. "Архитектор-философ? По-крайней мере это необычно", - примерно так рассуждали члены конкурсной комиссии, присуждая победу Стивену. Они не знали, что предпроектная работа Холла заключалась в осознании и поиске путей реализации статьи Мерло-Понти "The Intertwinining - The Chiasm" ("Пересечение - Перекрест"), в которой писалось: "Мы должны привыкнуть к тому, что все видимое вырезано из осязаемого, что все осязаемое в той или иной степени видимость, /.../, материальное без видимого - ничто. Следуя этому, если тело и видит, и осязает, значит, визуальное и материальное принадлежат одному и тому же миру. /.../. Пересекая внутренние связи эмоционального и материального, все его движения присоединяются к исследуемой вселенной." А еще они не знали, что Стивен Холл давно заразился идеей этого пересечения и приступил к проектированию еще в 50-е годы, превратив свою страсть к реализации замысла в откровенную манию. Если бы знали, согласились бы отдать музей современного искусства в руки американцу? Не испугались бы? Как бы то ни было, а Холл воплотил в застывшую реальность идеи философа, назвав здание The Chiasm (одно из значений термина "хиазма" - скрещение зрительных нервов в мозгу), что по-фински получило название Kiasma. Туда-то в 1998 году и переехал из Атенеума основанный в 1990-м музей современного искусства.

Первоначальное отношение местных к архитектурной криволинейности, вписанной в изгиб границы между двумя районами Хельсинки, было привычно отторгающим: "Мы тут только озаботились созданием и последующим сохранением истории, как нам пытаются втереть какую-то завалившуюся Х-хромосому. Вы что, архитекторы, совсем осоловели?" Прошло немного времени, и отношение (так же, как и в случае с Темппелиаукио) в корне поменялось. То ли виновато в том удачно гармоничное расположение здания (Стивен Холл сам выбирал, где и как надо поставить Киасму), то ли сыграла свою роль неистребимая любовь финнов к играм в догонялки по светлым и длинным пандусам, то ли белый мрамор проявил свои магические свойства, но очень быстро Киасма стала одним из самых посещаемых музеев Финляндии и одним из архитектурных символов Хельсинки.

Толика занудства (если вы на самом деле вдруг решили посетить музей современного искусства в Хельсинки) не сильно повредит, поэтому знайте, что: понедельник - выходной, вторник и воскресенье - с 10:00 до 17:00, суббота до 18:00, а остальные дни - с 10:00 до 23:00. Специально для дорогих соотечественников: первая пятница каждого месяца - бесплатно! А в остальное время - 12 евро. Не так уж и дорого, если принять во внимание, что основная выставочная экспозиция подбирается, как правило, на сезон, а потому с великим тщанием. В 2015 году Киасма даёт... барабанная дробь переходит в стук тамтамов, потом в резкое ритмичное дыхание и, наконец, в оргазмический вопль: Р-р-р-р-роберта Мэпплторпа, автора одной из лучших фотографий всего двадцатого века!

Человеком непростой судьбы назвать Роберта будет несправедливо, т.к. судьба его не отличалась ни особенной длительностью, ни замысловатой извилистостью, ни традиционными тяготами нищего гения. Роберт не отказывался, как брать, так и давать. Мы же не будем наводить тень на открытые места, даже если эти места интимного характера?

Все очень просто: приехал в Бруклин, обучился, познакомился с Патти Смит, вкусил прелесть мира искусства (Патти целенаправленно и уверенно катила к своей цели, всячески поддерживая любые начинания любовника). И еще это... Патти сложно было обвинить в избытке женственности, так что следующего партнера Роберт выбрал уже более удачно: Джон Маккендри (представительный мужчина старше Роберта лет на 25-30 был в то время куратором отдела фотографии при музее Метрополитен) в 1971 году стал его новым "другом". Именно Джон подарил безденежному, но очень симпатишному Роберту первую фотокамеру. Именно Джон организовал на свои деньги первую выставку Роберта. В абсолютном конце всех концов именно небедный Джон Маккендри отдал по завещанию все свое имущество Роберту Мэпплторпу (вот только корм оказался не в Роберта, а в фонд его имени - так бывает).

Любовь зла. А Роберт был не слишком мучим сантиментами и активно знакомился на званых вечерах (куда его таскал Джон) с нужными людьми. В 1972 году Роберт знакомится с руководителем "Полароида" Сэмом Уогстаффом. Сэм был так восхищен прелестями Роберта, что предложил ему пользоваться в любое время любыми материалами фирмы. Встречи с Патти к тому времени были уже не такими частыми и стали носить преимущественно дружеский характер. Будем справедливы: на обложку дебютного альбома Патти Смит ("Horses" - об этом чуть ниже) Роберт сделал на редкость удачную фотографию. На редкость - это по сравнению с теми фотографиями, которыми он многократно фиксировал многочисленные недостатки внешности своей подруги. Видимо за это время бесконечных издевательств (кои в своей книге Патти дипломатично назвала "дурачествами") Роберт и навострился делать портреты, вылавливая мимолетное. Впоследствии его моделями стала половина высшей лиги паблисити. В качестве примера (жаль, не переснял портрет Берроуза) несколько узнаваемых персон:

Что же до партнеров, то, став финансово независимым (это еще не значит, что надо отказываться от интересных предложений), Мэпплторп начал отдавать предпочтение темнокоженьким, а потом и вовсе шокировал весь чопорный высший свет, заведя близкие отношения с ... женщиной. В оправдание можно сказать только то, что Лайза Лайон не была лишена мужеского очарования, являясь чемпионкой мира 1980 года по бодибилдингу (на верхней фотографии в нижнем левом углу Роберт запечатлел себя именно с ней). А несчастный Джон Маккендри все так же пылко любил своего молодого друга и продолжал осыпать подарками. Бобби в долгу не остался и подарил Джону СПИД, от которого тот вскоре и умер. Роберт, как было уже сказано, умер через два года. По той же причине.

Впрочем, методы и средства, которыми Мэпплторп добивался успеха, вовсе не умаляют его яркое творчество на ниве фотографии. Он был истинным мастером света и композиции. А еще...

Первый же зал возле биографического "предисловия" перед входом был украшен табличкой с предупреждением (размером с доску почета) о том, что содержащиеся на выставке экспонаты носят откровенно сексуальный характер и могут шокировать пуритан, детей, вдов и депутата Милонова. Никаких "18+" рядом не наблюдалось (даже "12+" не удосужились нарисовать, окаянные!). А в зале наблюдалось пиршество мужских членов в черно-белых тонах: члены возбужденные и апатичные, бледнолицые и черномазые, в капюшонах и лысые, исполинские и убогие. Вот добропорядочный господин держит свое последнее достоинство опущенным в бокал, который в свою очередь уже на треть заполнен прозрачной, как родниковая вода, мочой. Вот сразу два джентльмена, только у одного из них не видно голову, потому что во всей фактуре перед взором посетителя предстают анальные ласки (да, Роберт был неисправимый романтик). А вот и сам Мастер! Автопортрет сделан в неожиданном ракурсе, т.к. лицо где-то сбоку, на рискованно выгнутой шее, а в центре композиции находится мэпплторпова оборотная сторона (не будем судить его за это строго, ведь если делать, например, портреты наших депутатов, то только эти самые оборотные стороны и получатся) с воткнутым в анальное отверстие кнутом. Ох, затейник! По сравнению с этой серией фотографии обнаженных женщин и их отдельных частей тела кажутся верхом пристойности-духовности - хучь сейчас в церковь заноси.

На заре известности Мэпплторп прославился серией изображений детей с выставленными напоказ половыми органами. Во многих странах эти фотографии до сих пор считают детской порнографией. Финны, похоже, не определились, но показать хотя бы одну из них не решились. Поэтому дальше пошли цветочки. Ну, как цветочки: мясистые, с крупной фактурой, контрастно цветные фотографии цветов выглядели почти так же вызывающе сексуально, как боевые пенисы. "Мужской член и, например, цветок - равноизящны. Есть люди, которые не могут это признать. Для меня это очевидно..." - говаривал фотограф. И эти его слова действительно становятся понятны на выставке до степени очевидности.

Что еще рассказать об этом гении, дабы завлечь вас на его выставку? Если у меня не получилось, то, может быть, вас сумеет туда завлечь Ричард Гир?

Напоследок обещанный снимок, который причисляют к одной из самых главных фотографий XX века. На выставке эта фотография присутствует (и производит сильное впечатление на посетителей, безусловно), но я фотографировать не стал (фотографировать в Киасме можно всё!), по одной простой причине: помню, в какой стране живу. Поэтому даю ссылку (извините, но в лучшем качестве найти не смог), встречайте: "Мужчина в полиэстеровом костюме"

Следующая экспозиция оказалась куда более яркой, нежели монохромный мир Мэпплторпа. Один только тряпичный Иисус наш господи Христос, пришпиленный сразу за входом в первый зал, мгновенно создает ощущение праздника (пусть у него и не было никогда полиэстерового костюма, но тоже парень не промах).

Паулина Туракка Пурхонен (Финляндия, 1971), вышивка на ткани. "Муж скорбей".

Размахнувшаяся на всю стену Скарлет вобрала в себя опасный для жизни концентрат разноцветья, но ведь тоже весело, правда?

"Скарлет" (2004). Стийна Сааристо (Финляндия, 1976)

Современное искусство, конечно, порой непостижимо ни умом, ни сердцем, но зато и радовать может совершенно неожиданным подходом к творчеству. Если вдруг маленький Оле Лукойе кольнул вашу попу и сподвиг на посещение Киасмы, то не обойдите стороной творение Лаури Астала (Финляндия, 1958) с поэтическим названием "Небольшая пьеса о близости" (2005). Произведение занимает целиком комнату и состоит из: двух стульев, поставленных строго напротив друг друга, полупрозрачного зеркала, размещенного строго посередине между стульями, и лампы, которая укреплена на маятнике, качающемся над зеркалом. Да, вам придется ехать туда с напарником или подкупить служащую музея, чтобы поработала экспонатом; в общем, оба стула должны быть заняты. Можно, кстати, подождать еще кого-то одинокого и в процессе созерцания познакомиться поближе (см. название). Суть всего этого хозяйства такова, что вы сидите и наблюдаете, как ваше отражение постепенно превращается в человека, сидящего напротив, а потом - наоборот. Хорошо бы туда Путина с Навальным посадить: кого бы раньше удар хватил?

А потом сразу же голливудское гестапо. Чистый восторг!

"Джек" (2009). Юхя Хяликкя (Финляндия, 1966)

В общем, современное финское искусство - это анархия, но веселая и безобидная. У них и движение похоже называется - анартизм. Любопытно, что Интернет подсказывает: термин "анартизм" был известен в СССР, и о нем писал в своей увлекательной книге "По ту сторону расцвета. (Буржуазное общество: культура и идеология)" никому не известный публицист и еще более неизвестный ученый А.В. Кукаркин. Кажется, он не любил анартистов...

"Флаг анартизма" (1994/1995) (позаимствован из художественного музея города Пори)

В холле музея находится небольшой музейный магазинчик, в котором можно и нужно присмотреть сувенирчики. Грешно было не присмотреть упомянутый "Horses" Патти Смит. Не сказать, чтобы цена в десять евро была низкой, но и не смертельна для сбрендившего рок-меломана.

Так уж получилось, что Патти нашла точное время (место она не выбирала) для выпуска дебютного альбома. Опыт выступлений на публике у нее накопился уже приличный, но выпуск студийного альбома - это совсем другая грядка. "Лошадки" выскочили без фальстарта, но и не застряли в стартовых колодках: середина семидесятых упала зрелым гнилым плодом в руки панкеров и схожих с ними. Патти со своей мелодекламацией (Вряд ли найдется пара смельчаков, которые назовут ее, с позволения сказать, вокал пением. Так мог бы выступить, например, Вася Обломов, если бы родился где-нибудь в Америке, взял бы в аккомпанемент каких-нибудь BE YOUR OWN PET и сошел с ума.) попала в это самое яблочко уверенно и, что очень важно, как-то трогательно, что ли. Гамма интонаций от стеснительного бормотания и неловких попыток растягивать ноты до истерических повизгиваний и гневного рыка (с постукиванием кулаком по груди где-то между) соорудила идеальную форму подачи для серьезной поэзии. С этим надо было разбираться сосредоточенно или наоборот принимать на уровне живота. Идеальный замес для времен панк-бума. "Лошади" сделали главное: имя. И понесли.

Если уж снова зашел разговор о музыке, то логично продолжить его в маленьком музыкальном магазинчике. Почему в маленьком? Просто потому, что он попался под руку. Выбор одинаково богат в различных хельсинкских магазинах и не зависит от их размеров. Продавец в ответ на традиционный вопрос о лучшем альбоме лучшей финской группы предсказуемо потянулся к полке, где красовались H.I.M., RASMUS, NIGHTWISH и прочее национальное достояние Суоми. Пришлось прервать полет его руки и уточнить: "На финском языке". Вот тут-то он и призадумался. Результатом пятиминутных размышлений и шевелений губами стал следующий диск. Кстати, тоже за 10 евро.

PELLE MILJOONA OY - "Moottoritie on kuuma" (с) & (р) Johanna Kustannus, 1980

Сложнопереводимый финский издевается над Интернет-переводчиками, но удалось выудить из него, что название группы переводится как-то вроде ООО "Клоун Миллионов", а альбома - "Трасса Горяча". Группа названа по прозвищу фронтмена, вокалиста и автора песен Петри Самули Тиили (1955 г.р.). Как бы они ни назывались, а альбом настолько близок к нашей родимой отечественной рок-музыке, насколько жители Карелии - к финской границе. Акцентированная неанглоязычная текстоориентированность не позволила "клоунам" выйти на европейскую орбиту, но у себя на родине они завоевали нежную любовь и крепкую популярность. Можно назвать эту смесь гаража, рок-н-ролла, буги и регги - панком, тем более что панк-номера тоже присутствуют, но куда лучше дает представление об альбоме словосочетание "русский рок". Что-то вроде финского НЕБО И ЗЕМЛЯ (которых тоже по непонятным причинам относили именно к панкам). На первый раз звучит ужасно архаично (вместе и порознь), но стоит только восстановить контекст, как песни взрываются коктейлем непосредственности, столь свойственным молодости. И становятся понятны нежные чувства финнов к героям прошедших лет, которые "поют песни на родном языке". Найти в простоплеере этот редкоземельный коллектив не удалось, поэтому пришлось закачивать собственными силами.

И в качестве бонуса внезапный "блин" за шесть евро. Был приобретен без раздумий. А вы бы удержались?

J.M.K.E. - "Jasonit Ei Huvita"
(p) 2011

А вот и они, горячие эстонские панки! Невольно возвращается "перестроечный" 1987 год, Подмосковье, Подольск. И сатанюги с ирокезами. Шок, потрясение, что там еще приключается с людьми, когда они отказываются верить собственным органам чувств? Однако J.M.K.E. до сих пор здравствуют и песенки поют. И делают это все так же отчаянно, как и тридцать лет назад. Можно сколько угодно сидеть на берегу Финского залива, но дождаться, когда мимо проплывет труп J.M.K.E. не получится. Добрая охапка крепко сбитых боевиков и ударное звено кавер-версий способны развалить Пальмиру быстрее, чем это сумеют сделать неандертальцы из ИГ. Вот только эстонцы разрушают ради возрождения. Любая их издевка дает новый шанс тем, кто "не вышел рожей", надо только сделать правильные выводы. Ну, в самом же деле, каверы в большинстве своем прекрасны, особенно хороша "Дороги", а изысканно забранная в буклете заплатками с надписью "censored" матершина в адрес сладкого Джейсона Донована вовсе чувствует себя королевой Анархии на зависть МОНГОЛ-ШУУДАНУ. А ведь еще есть "Бела Конт" (или как мы пели в школе - "Бела кун"), Чайковский, "Боже царя храни" и гимн ГДР. Веселья хватит до отмены санкций, если вам, конечно, по душе брутальный мужской вокал и легкий запах пота. При всех легендарных гуннарах грапсах J.M.K.E. - это самое яркое, что случилось с Эстонией за последние тридцать лет. Перестройка жил, Перестройка будет жить!

На этом музыкальная пауза закончена. И символизирует завершение акта эрегированная щука, что расположилась возле Киасмы.

Подходит к концу и история самой русской среди европейских столиц. Вполне логично прощаться с Хельсинки, стоя посреди Маннергейма, устремляя печальный взор туда, куда-то в сторону памятника Сибелиусу (его не видно, но с ним встреча еще суждена, можно не сомневаться) и Национального музея Финляндии (а вот его башню видно очень хорошо).

Осталось озвучить послесловие. Для заголовка к эпилогу можно выбрать какое-нибудь спокойное место в переулках. Улица прапорщика Stål (извините меня за неловкий шведский), упирающаяся в церковь Христа, вполне подходит для столь интимного мероприятия.

В качестве вступительного бонуса для послесловия - красный, как пожарная машина, и усеченный, как крайняя плоть иудея, трамвайчик с рекламой пива на борту. Поехали.

Самые внимательные (из тех трех человек, что читают эти записки) помнят про убийцу, отхватившего в майские дни пожизненный приговор и, наверное, думают, как страшно жить в Финляндии. Рву шаблоны, подозрения и страхи: на протяжении последних лет Хельсинки неизменно входит в пятерку самых безопасных городов мира. Как это так у них получается? Полиции на улицах (а так же во дворах и подъездах) днем с огнем не увидишь, а безопасность - на лицо и остальные части города. В качестве примера картинка.

Откуда здесь взялась полиция? Похоже, что незадачливый вор этого не понимает тоже: эти карлссоны с наручниками спикировали коршунами, выйдя прямиком из сумрака. Как?! Как в людном торговом центре можно заметить, что один приличный мужчина решил легонько бомбануть чужое хозяйство??? А это, дамы и господа - камеры наблюдения и наличие мобильных полицейских бригад. Никто не уйдет от расплаты, независимо от пола и возраста. Подельница находится в той же крайней степени недоумения, что и ее незадачливый партнер. Обратите внимание: в каждой бригаде есть женщина, дабы мужчины не обвинялись в компрометирующих действиях сексуального характера. Всё предусмотрено и схвачено (в прямом смысле этого слова).

Так что не бойтесь и смело приезжайте в столицу Финляндии. Здесь не церковь - не обманут. А если и обманут, то быстро все вернут и обязательно извинятся. В Финляндии полиция - друг и помощник населению, а не цепные псы режима, которых сторонится любой честный гражданин. Не во всем, конечно, Хельсинки - самый русский город.

В Хельсинки есть только одно, что может напугать: цены на бензин. Дык, елы-палы, пользуйтесь велосипедами.

Никто на прощание ничем махать не собирается, даже деревья, но и Джа с ними, мы сюда еще вернемся.

Аэропорт в сговоре с "Хилтоном" предлагает транзитным пассажирам и прочим прилетающим свои недешевые услуги, а нам в другую сторону. Пока, Хельсинки! Москва, принимай обратно, готовь посадочную полосу. Всё.

Источник: ru-travel.livejournal.com

RSS Обсудить