Дикое поле. Молчащие Сальские степи. Солнце в зените. Тишина, будто яичная скорлупа в кулаке, трескается от зноя, гомона кузнечиков и шипения степных гадюк. Соломенным маревом расплываются перед глазами ошпаренная солнечным кипятком трава и потрепанное на ветру, выцветшее, точно шатер странствующего цирка, небо.
Здесь, под сухой молчаливой землей похоронено царство воинственных скифов, которые слагали легенды о разгневанных богах, ковали золотые браслеты с историями о фантастических животных и пели зыбкие колыбельные младенцам, глядя на кречетов, замерших в раскаленном воздухе перед броском на копошащуюся в жухлой траве жертву.
Скифия исчезла в столбах пыли, взбитых копытами сарматских воинов. Степи приняли новый народ, который через несколько лет, зим и дождливых дней затерялся в пыли, поднятой уже другими кочевниками, проносящимися по бескрайнему Дикому полю. Только трещала тишина по швам от свиста их сабель, нагаек и длинных стрел, летящих точно в цель.
По Великому Дону, восьмой скифской реке, некогда делилась земля на две части, на два своих легких: Европу и Азию. Но донские берега, подобно всем пограничным землям, остались неделимыми. Нулевым километром пролегли они между частями света, вобрав в себя свойства и Европы, и Азии. Вольный степной ветер, скрещивал в раскаленном воздухе клинок с клинком, народ с народом, людские судьбы и песенные куплеты, собранные им по кибиткам кочевников. Язык Дикого поля - все языки, слова и песни, что звучали над степью. Его боги - боги, поселившееся на обоих берегах Дона. Сюда приходили отовсюду и уходили во все концы. Везли с собой трофейные и краденые оружие, табак и женщин с диковинным цветом кожи и разрезом глаз.
Когда-то для охраны южных русских рубежей от воинственных степных всадников пришли на Дон казачьи войска. Вольные люди, что мощным мужским многоголосьем поют в степях протяжные песни о боях, свободе и смерти. Пришли да так и остались в этом краю. Селились вдоль рек, по которым можно добраться до моря, строили курени, покрывали их стены голубой краской. Всем цветам казаки предпочитали именно этот цвет - цвет свободы и моря. В мирное время они пахали, косили, ходили рыбалить на сазана и карпа. Когда же подходила пора седлать коня и отправляться на службу, их жены надевали на безымянный палец кольцо с бирюзой - камнем тоски и ожидания, качали детей в люльках под протяжные невеселые песни и смотрели, как над степью застывал перед смертоносным броском на ни о чем не ведающую жертву ширококрылый кречет.
Так и повелось с тех времен, что голубой - это цвет казачьих куреней, цвет знамен вольного народа, цвет окаменевшей тоски в кольце ждущей казачки и цвет чистого неба над степью. Для кого-то это небо слагает песни о бескрайней свободе и громких подвигах. Для кого-то - протяжные куплеты о безбрежной тоске. Должно быть, по какому-то закону всеобщему, положено так, что, пока кто-то на коне, в борьбе за правду и мечту, раскачивает мир в разные стороны и заставляет его легкие дышать, кто-то другой остается на месте нулевым километром, маяком в степи, собирая мир воедино и не позволяя ему расколоться на части.
Вслед за обосновавшимися на Дону казаками, отправились в степи с русских земель и Малороссии лихие люди, беглые каторжане, городские голодранцы и сельская голытьба. С Дону выдачи нет! И баста. Здесь можно начать все сначала. Бескрайние степи укроют и прокормят, а воздух хоть горяч и опасен порой, но игрист и легок, бьет в нос хмелиной свободы. Потянулись тогда по Задонью ленты пыльных дорог, вдоль которых вырастали саманные хаты, деревянные избенки, хутора и станицы. Зашумели на майданах разномастные торговцы, потянулись от хуторов пшеничные поля. Сплелись в один язык русская речь да украинская мова. Местные девицы шили русские сарафаны с восточными узорами, прятали пшеничные кудри под узбекскими платками, звенели на их шеях ожерелья из монет турецкой чеканки.
Сегодня граница между Европой и Азией проходит по долине реки Маныч. Воды реки, обтянутые камышовой непролазью, неторопливо текут через Задонье в калмыцкие степи. Задонские хутора по-прежнему на стыке обеих частей света. По узким хуторским улицам ходят все боги разом, сколько бы власть их не гоняла. Православные соседи помогают хоронить умершего в крайней хате мусульманина. Когда же подойдет время провожать на кладбище православного, вдова того мусульманина поможет соседям одеть покойника в чистое и накрыть простынями зеркала в доме.
Обычная хуторская семья - крутозадая баба в ситцевом цветастом халате и высохший жилистый мужик с пожелтевшими от табака пальцами. Она шумна и языкаста. Полон рот золотых зубов. За пенсией пойдет с ярко накрашенными губами. Кормить порося - в гранатовых перстнях. К соседке - наденет что-нибудь новое и чистое, чтобы ту трошки потрясло от зависти. Она любит все блестящее, по-восточному броское. Накормит от души. Спляшет на празднике лучше любой молодухи. А бывает, затянет за столом песню. Тягучую, надрывную. Вспомнит кого-то, глядя на парящих в небе кречетов, притихнет, станет мягче и будет всю ночь рассказывать пустяковые истории про свою молодость.
Он - брехун и фантазер. Нет-нет, да и выдумает на ровном месте какую-нибудь нелепицу. Расскажет, не моргнув, и сам в нее поверит.
Местные хлопцы легко и уверенно гарцуют на длинноногих рыжих донцах. Едва встав с детского горшка, садятся они за руль отцовского мотоцикла и, спрятавшись за тютину в балке за хутором, суют в рот первую сигарету, сворованную из отцовской пачки.
И по сей день задонские гордо зовут себя казаками. Сохранились в Сальских степях и непокорный дух, и тоска по морю. Как ни боролась с этим советская власть, все же витает в степи жажда вольготности. Когда нельзя было держать станичникам во дворах лошадей, те старались устроиться на такую работу, которая бы давала возможность ездить на колхозной лошаденке. Еще пацанятами проходили они обряды посвящения в казаки. Все чаще эти обряды были шутливы и несерьезны. Кого на лошадь резвую посадят, кого - на корову. Попробуй-ка, проедься на такой животине. Но идея свободы, ощущение себя защитником в шутку не обернулись. Казак - это не кровь, это дух. Казачество не еврейство - переходит не по кровному принципу, но по принципу места рождения. Донской казак рождается не от родителей казаков, а на Дону, в степях, где взгляду дается больше, чем он может пробежать.
На том и стоят люди, живущие у реки, что делит континент на две части. Смеются, ругаются, тоскуют, работают и подолгу смотрят в небо, где еще со времени Скифии застывает перед смертоносным броском на жертву ширококрылый кречет.
17/02/2014 14:00
Материалы по теме
- Страны: Россия
- Отзыв о поездке: Старая Коломна, февраль 2014
- Отзыв о поездке: Фотогид Сочи. Как приехать и полюбить?!, 2013
- Фоторепортаж: Ольхон - великолепие Байкала на 100%, 19.02.2014
Отзывы туристов, опубликованные на Travel.ru, могут быть полностью или частично использованы в других изданиях, но с обязательным указанием имени и контактов автора.